В это время мы находились в 18 милях от Мемеля, и с «Рюрика» нам передали, что, «если не последует особого приказания, предположено в 3 часа 30 минут утра бомбардировать Мемель».
Перед этим мы перехватили радио командира «Рюрика», в котором он просил адмирала Бахирева показать свое место. Получил ли он на это какой-нибудь ответ или нет, нам не удалось узнать, так как радиотелеграфированию сильно мешали воздушные электрические разряды.
Ввиду того, что до утра еще оставалось много времени, «Рюрик», не желая слишком близко держаться от Мемеля, повернул назад, и мы опять вошли в полосу густого тумана.
В это время уже стало темнеть, и держаться за «Рюриком» стало почти невозможно, и на первом неожиданном его повороте «Новик» окончательно оторвался.
Попав в такое неприятное положение, командиру пришлось немедленно принять какое-то определенное решение, чтобы ночью не могла произойти случайная встреча с нашими же силами, находящимися теперь где-то близко от нас, но где именно — мы не знали.
Исходя из этого, командир решил лечь на курс N и, дав радио, что оторвался от «Рюрика», взял курс на Церель.
На наше несчастье, грозовые разряды продолжались всю ночь и совершенно парализовали работу радиостанции, только временами удавалось принимать какие-то отрывки телеграмм. Все время работали неизвестные неприятельские станции, и им временами мешал «Рюрик», а потом на время опять все прерывалось грозовыми разрядами и ничего нельзя было разобрать.
В числе отрывков различных телеграмм, между прочим, была принята адресованная начальнику бригады крейсеров, в которой сообщалось, что крейсер «Аугсбург» находится в море и в 2 часа будет в определенном месте.
Как ни было обидно, но мы ничего не могли предпринять, так как были связаны по рукам и ногам незнанием места наших крейсеров.
Так, никого не встретив, «Новик» продолжал идти всю ночь. В 4 часа утра командир прибавил ход до 17 узлов, а к 9 часам 30 минутам мы подошли к Церелю.
Вдруг в 10 часов, когда мы уже стояли на якоре, нам удалось принять радио: «„Новику“ и „Рюрику“ курс от Эстергарна NW 40»; это нас сильно смутило, так как означало, что адмирал Бахирев не принял нашего радио, что мы оторвались от «Рюрика». Получив это радио, командир сейчас же полным ходом вышел в море навстречу бригаде.
Вскоре было принято еще радио: «Крейсера имели бой; один неприятельский крейсер выбросился на берег у маяка Эстергарн»
[37]
.
Эта телеграмма сильно нас обескуражила: ведь мы все время только и мечтали о такой дневной встрече с противником и теперь, когда она произошла, самым глупейшим образом ее пропустили. Таким фатальным невезением мы были совершенно удручены и чувствовали себя так, точно совершили что-то очень нехорошее.
Продолжая идти на присоединение к бригаде, мы приняли телеграмму, которой адмирал приказывал нам «возвратиться», хотя до встречи с ним оставалось всего лишь 12–15 миль. Пришлось повернуть обратно и мимо Цереля вернуться в Куйваст.
На следующий день пришло приказание от большого штаба: «Ожидать распоряжений».
В 7 часов вечера пришел «Искусный» с секретными пакетами и передал нам приказание идти в Ревель, во исполнение чего мы в 10 часов вышли в море.
В 5 часов утра «Новик» вошел в Ревельскую гавань и тотчас же начал приемку нефти, а командир отправился на «Кречет» — явиться командующему флотом.
Идя в Ревель, мы, конечно, считали, что вызваны для какой-то определенной цели, и поэтому были страшно удивлены, когда командир, вернувшись из штаба, рассказал, что там ему никто толком не мог сказать, по чьему приказанию и зачем «Новик» вызван.
Получилось довольно странное недоразумение, но, во всяком случае, командир решил воспользоваться этим обстоятельством и дать отдохнуть команде и офицерам после двухмесячного стояния в Моонзунде.
В Ревеле нам удалось выяснить все подробности похода и боя крейсеров.
После того как «Рюрик» вместе с «Новиком» оторвался от бригады, адмирал Бахирев запросил его о месте слабой радиостанцией, так как не хотел себя обнаруживать неприятелю, но на это ответа не последовало. Тогда стали опасаться, что «Рюрик» наткнулся на мину и погиб.
Затем, отойдя миль на 30 от берега, адмирал еще раз запросил «Рюрик» о его месте. Через некоторое время от него, наконец последовал приблизительно такой ответ: «Вижу берег, туман рассеялся, погода хорошая». Адмирал ему приказал немедленно присоединиться к остальной бригаде.
Бригада продолжала медленно идти на север. При подходе к Хоборгу была получена радиотелеграмма от адмирала Непенина, что маяк Дагерорт видел неприятельские крейсера в квадрате N, курс SW, ход 17 узлов
[38]
.
Получив эту телеграмму, адмирал решил отставить бомбардировку Мемеля и лечь на новый курс с расчетом встретить неприятеля около 8 часов утра.
В 7 часов 30 минут, еще не видя неприятеля, на бригаде пробили боевую тревогу и стали готовиться к бою.
Около 8 часов 30 минут, прямо по курсу, в расстоянии около 50 кабельтовых показалось из мглы несколько силуэтов кораблей, числом около 5–6.
При этом курс бригады был почти N, ход 14 узлов, горизонт очень плохой, ветра не было. «Рюрик» так еще и не успел присоединиться к эскадре.
Открыв неприятеля, адмирал приказал немедленно дать полный ход и изменил курс влево на NW с целью отрезать противника от берега и ввести в бой свой правый борт.
Одновременно был открыт огонь. Неприятельские корабли сейчас же круто повернули вправо и полным ходом стали уходить на NW, за остров Готланд. Концевой из них энергично отвечал на огонь. Расстояние все время держалось около 50 кабельтовых.
Горизонт продолжал быть мглистым, и оттого неприятельские корабли были видны очень неясно, и трудно было точно определить их тип.
Скоро стало заметно, что два корабля (один — типа легких крейсеров «Бремен» или «Аугсбург», а другой — заградитель «Альбатрос») отстали. Остальные корабли скрылись во мгле на NW.
Легкий крейсер некоторое время держался при «Альбат-росе», но, по-видимому, убедившись в его критическом положении, дал полный ход и, отстреливаясь, ушел на N — NW.
«Альбатрос» все больше и больше отставал, и «Адмирал Макаров» и «Баян» сосредоточили по нему огонь с расстояния 40 кабельтовых.
