«Кто она? Я уже запутался в этих многочисленных свиде…»
«Моя любимая наставница, святая Ира Ухова. Она говорила:
Луна! Посмотри сколько места
Много в твоих зрачках,
Смотрю на тебя – и мы вместе:
В наших мирах. Помолчав,
В горсть умещу подбородок —
Смотришь печальной вдовой
В чёрном платке, породы
Одной мы с тобой, одной…
Молчальница! Скорбные веки,
Маленький рот, бледна…
Давай поцелуемся крепко! —
Ведь мы же с тобой – родня.
Я сейчас впервые в жизни так остро чувствую потаённый смысл её наследия. Я погружаюсь в каждую строку, сливаюсь… Она до сих пор где-то здесь… Человек не умирает до тех пор, пока о нём помнит хотя бы кто-то из живых. И чем более ценное наследие осталось от человека, тем дольше о нём помнят, тем большая его часть остаётся живой. Ира не ушла вся, целиком, в небытие. Какая-то неупокоенная ипостась её навсегда растворилась в психосфере, и витает над родными ей русскими просторами. Я только что, цитируя, слышала, как моя мысль раздваивалась, словно мы декламировали с ней дуэтом… Она почувствовала меня и дотянулась сюда. Здравствуй, Ира!»
«Здравствуйте… Добро пожаловать домой», – проступил внутри них слабенький, далёкий, но отчётливый, хрипловато-прокуренный голос.
Иван потрясённо посмотрел в блестящие влажные глаза Иры́. Она смотрела в небо и слезинки, как крохотные звёздочки, сползали по щекам любимой Женщины…
Так она и заснула. Счастливая. С засохшими солоноватыми (Иван пробовал кончиком языка) следами от мокрых звёздочек на лице…
А рядом лежал он, её единственный Мужчина и, улыбаясь, глядел на звёзды.
Ночь деликатно, молча, на цыпочках – уходила прочь…
А он всё лежал, боясь лишний раз пошевелиться, даже не заметив, что уже давно бредёт по диковинному полю. И отовсюду, куда ни глянь вокруг, – на него смотрели оливковые глаза. Но… уже ничего не взрывалось внутри от их некогда невыносимого взгляда… И глаза роняли слёзы, которые почему-то не падали вниз, а напротив, взлетали в самый центр небесной сферы. И блестели странными, диковато выглядящими дневными звёздами.
…Утро. Неизбежное, как желание любить.
Птицы исполняли что-то невероятно пафосное. И каждая пичуга старалась вставить свою трель в ворох звуков, обрушившихся на двух людей, лежавших внизу, на траве неподалёку от берега речушки, затерянной в складках южноафриканских Драконовых гор. Солнце, насилу выглянув из-за края ещё по-ночному свинцового облака, царапнуло первыми острыми лучиками трепетавшие листья. Листья отозвались, зажглись сочно-зелёным светом.
Иван приоткрыл и тут же захлопнул веки.
Поздно.
Утро уже ворвалось в него ярким светом сквозь сито ресниц. А вслед за светом ворвалось всё остальное. Крещендо птичьего пения. Пьянящий запах разнотравья. Шелест древесной листвы. По-домашнему деловитое, неспешное жужжание насекомых где-то совсем рядышком. Шуршащий пилотаж молодого ветерка в кронах деревьев. И чуть слышимое ровное дыхание слева, у самого виска.
Ирá! ЛЮБИМАЯ.
Он не спешил поворачиваться к ней, неожиданно остро осознав, что не хочет и даже боится её будить. Просто лежал, блаженно улыбаясь утру. И ещё тому, что был совершенно уверен, – на её губах также дрожала по-ночному обнажённая улыбка. Он настолько живо представил себе эту счастливую улыбку, заблудившуюся на притихшем лице. Не выдержал. Осторожно приподнялся и посмотрел на лицо любимой.
Её веки изредка подрагивали, как бы из последних сил подавляя колдовство рассвета. А улыбка… Конечно же, она была! Причём именно такая, как он себе представлял.
Перед его глазами поползла какая-то красная расплывчатая тень. Иван сфокусировал взгляд, переведя его с губ на плечо Иры́, расплывающееся маревом у самых глаз. По её коже неторопливо ползла красная капелька.
Кровь?! – резко кольнуло острие боли в виски.
Ох-х!.. Нет.
Он прикрыл глаза, успокаиваясь. Когда открыл их через несколько мгновений – капелька «не крови» вползала на правую грудь. Иван с интересом наблюдал за существом, которое он впервые видел, но часто вспоминал, напевая детскую считалку из чужого далёкого детства.
Божья коровка…
По-другому – «солнышко», как величали её дети. Крохотный красно-оранжевый жучок с семью чёрными точками на спинке…
«Солнышко» неторопливо ползло по обнажённой орбите другого «Солнышка», ночного лунного – недостававшей Ивану раньше половины мира. А Половинка вместе с планетой летела по орбите ещё одного «солнышка» – звезды Солнце. А оно в свою очередь… И так есть, и так будет всегда в этом лишь иногда уютном мире. Но за этот крохотный миг уюта платят большой и жестокой ценой – неприкаянностью и одиночеством, которые как вакуум и вечная тьма окружают редкие вспышки света, веры и любви…
Жучок настойчиво полз по чарующему склону правой груди. И вряд ли его волновали вакуум и вечная тьма, как впрочем и неприкаянность… Приближался коричневый дразнящийся пик. Божья коровка методично перебирала цепкими ножками по нежной коже…
«Божья коровка… улети на небо…», – возникло в голове.
Жучок, словно услышав призыв, быстро вполз на упруго торчавший сосок. Крутнулся влево-вправо. Приподнялся, шевеля в воздухе двумя передними парами лапок. Его спинка треснула, развалилась пополам. Это поднялись и отошли в стороны надкрылки, они же стабилизаторы. Из-под них вывалились сложенные, немного смятые тёмно-серые крылья. Вылитый летательный аппарат! В голове Ивана незримый диспетчер начал обратный отсчёт: «Пять… Четыре… Три…». Он, казалось, наяву услышал грохочущий треск неожиданно длинных распрямившихся крыльев. Взметнулись, затрепетали. И жучок с натугой оторвался от эрогенной взлётной зоны. Быстро исчез из поля зрения. А застывший Иван всё глядел и глядел на опустевшую взлётную площадку, на этот капризно торчавший сосок любимой женщины. И за его спиной расправлялись и уже начинали легонько трепетать от возбуждения большие невидимые крылья…
Ирá томно потянулась, притягательно изгибаясь всем обнажённым телом. Ещё ничего не понимая, открыла глаза. Тут же зажмурилась от яркого света и вдруг…
Наткнулась на обжигающие жадные губы!
И утонула в поцелуях.
…«Свадебная свидетельница» притаилась в густых зарослях какого-то неуютного колючего кустарника. Слилась с почвой, не обращая внимания на впивающиеся в руки колючки. Сейчас во всём необозримом космосе для неё не существовало ни единого живого существа, кроме этих двух, укутанных аурой любви… украденной у неё любви.
Отдышавшись, Ирá шепнула Ивану:
– Любимый… Наверное, главное для счастья – вот так вот, каждое утро просыпаться от прикосновения губ любимого, самого главного для тебя на земле человека…
– Ну-у-у… – расплылся он в улыбке, – если верить твоему ночному сенсационному заявлению, то… звучит немного двойственно… поцелуи Самого Главного на Земле человека. Ведь Император Звёздной Империи и есть Самый Главный на Земле… Я ничего не путаю?
