Это известие очень взволновало государя, и он приказал принять самые экстренные меры, чтобы как можно скорее крейсер снять с мели, что и удалось быстро сделать, и он вернулся в Кронштадт. Ему предстояло на долгий срок войти в док, и, следовательно, Гардемаринский отряд должен был уйти в заграничное плавание без него.
Поэтому возник вопрос, какой корабль назначить вместо «Олега», так как наличных трех кораблей в отряде не хватало для размещения корабельных гардемарин. Выбор пал на крейсер «Адмирал Макаров»
[181]
, который недавно пришел из Средиземного моря, где на верфи в Тамарисе (у Тулона) была закончена его постройка.
Капитан 1‑го ранга Гирс был немедленно сменен с должности командира, и вместо него назначен наш начальник дивизиона – капитан 1‑го ранга Плансон, а его временно заменил старший из командиров капитан 2‑го ранга Теше, командовавший «Стерегущим»
[182]
.
Я тогда никак не мог предполагать, что случай с «Олегом» как‑то затронет меня, а он коснулся и сильно изменил все мои планы.
Через неделю «Штандарт» под конвоем наших миноносцев снялся с якоря и вышел в море. Подходя к Кронштадтскому рейду, на нем был поднят сигнал, что государь выражает дивизиону благодарность и ему надлежит следовать по назначению. Поэтому мы отделились от яхты и вошли в гавань.
Вечером командир меня отпустил на берег, и я пошел к Ивановским. На корабль я вернулся женихом Н.В. Ивановской.
На следующий день дивизион в составе шести миноносцев вышел в море. Головным шел «Стерегущий». Погода стояла сравнительно хорошая, но дул довольно свежий ветер.
Наши миноносцы, которые отличались своей валкостью, сразу же начало сильно качать. Никогда я не испытывал подобного характера качки на других кораблях. Миноносец попеременно ложился то на один, то на другой борт и перед тем, как выпрямиться, задерживался, точно раздумывал – выпрямиться или продолжать крениться. На мостике, который был очень высоким, чтобы не упасть, приходилось держаться обеими руками. Очевидно, что в расчетах остойчивости миноносцев была допущена какая‑то ошибка.
Я отстоял вахту с 10 до 12 часов ночи, спустился в каюту и одетым прилег на койку и задремал. Вдруг почувствовал, что шум машин прекратился и, следовательно, миноносец остановился. В тот же момент в каюту постучался вахтенный и доложил, что командир требует меня к себе. Я выскочил из каюты и взбежал на мостик.
Кругом была полная темнота. Весь дивизион стоял, как‑то сбившись в кучу. Шла усиленная сигнализация фонарями Ратьера. Я ничего не понимал, что происходит. Только, когда командир мне сообщил, что головной миноносец наскочил на камни, мне все стало ясным.
Наш штурман, мичман Кукель, объяснил, что уже несколько времени тому назад он обратил внимание на то, что курс дивизиона идет слишком близко от Ревельстейнских мелей и сообщил свои опасения командиру. Командир приказал сообщить на головной миноносец. Но, пока они советовались и затем начали передавать Ратьером свои сомнения, «Стерегущий» почувствовал, что коснулся камня. Дал полный задний ход, да было уже поздно, он прочно засел на камнях. Остальные миноносцы застопорили машины.
Ближайший к «Стерегущему» миноносец принял от него буксир и стал пробовать его стащить, но из этой попытки ничего не вышло. Другие миноносцы зажгли прожекторы, чтобы было видно, если их будет наносить на камни.
Сейчас же была послана радиограмма начальнику дивизии с просьбой выслать спасательные буксиры. Положение «Стерегущего» могло стать катастрофическим, если бы задул сильный ветер. А время было осеннее, и это можно было ожидать в любой момент.
Командир «Стерегущего» приказал двум миноносцам остаться при нем, а остальным идти в Ревельскую гавань. Наш командир, как старший из них, шел головным. Через час мы уже входили в гавань.
Ворожейкин, который вообще побаивался начальства, сильно волновался: как адмирал Эссен будет реагировать на все происшедшее, так как, если виноват головной миноносец, то не менее виноваты и другие, которые должны были обнаружить ошибку «Стерегущего» и предупредить его. Это еще удачно, что сел только головной, а могли сесть и идущие за ним. Никакого оправдания эта посадка не имела и являлась грубой ошибкой штурмана «Стерегущего» и излишней доверчивостью штурманов других миноносцев, которые всецело полагались на переднего. Командиры же проявили излишнюю доверчивость к своим штурманам
[183]
.
