В боевой работе отца также есть история, связанная с тараном. Он рассказывал, что однажды вернулся из вылета, и, пока самолет заправляли, оружейники сняли некоторые детали с его пушек, чтобы промыть их в бензине от нагара. Когда самолет был готов и отец пошел на взлет, девушка-оружейница, выплеснув из ведра грязный бензин, с ужасом увидела, что вместе с ним вылетела некая деталь — «собачка», без которой пушки не могли вести автоматический огонь. Ее забыли поставить. По словам отца, он в этом вылете атаковал «юнкерс», нажал гашетку, но пушки тявкнули и замолкли. Перезарядив их, он опять нажал гашетку — снова одиночный выстрел.
В Журнале боевых действий полка об этом 2 сентября 1942 г. записано, что капитан Найденко и лейтенант Урвачёв были подняты на перехват высотного разведчика Ю-88, в ходе погони за которым Михаил Найденко отстал. И далее: «В районе Старицы на H 8500 Урвачёв догнал его (Ю-88) и сверху слева атаковал. Пушки отказали. По докладу лейтенанта Урвачё-ва, несмотря на то что атаки повторялись им несколько раз и перезаряжались пушки, последние не сделали ни одного выстрела ».
На аэродроме его встретил разъяренный комиссар полка В. П. Недригайлов с угрозой немедленно отдать под суд военного трибунала:
— Вы пропустили вражеский бомбардировщик к столице нашей Родины, а сами вернулись с полным боезапасом. Знаете, что за это — трибунал?!
— У меня оружие отказало.
— Значит, надо было совершить героический таран, а вы струсили!
Зная характер отца, представляю, насколько горячий пошел после этого обмен мнениями. В ходе его он пояснил, что таран невозможен, если задний стрелок на «юнкерсе» не выведен из строя — он просто убьет летчика, который попытается подойти. Вместо бессмысленной гибели сегодня лучше завтра одержать новые победы. А если товарищ комиссар думает иначе, то вон «спарка», на которой можно взлететь вдвоем, и товарищ комиссар по-партийному, личным примером в воздухе покажет, как надо совершить героический таран.
Заместитель командира 34-го полка по политической части майор В. П. Недригайлов с летчиками полка
Последний аргумент показался комиссару убедительным. Он не стал наставать на отдании отца под суд военного трибунала и пошел осуществлять партийно-политическое обеспечение боевой работы других летчиков.
Эта история хорошо иллюстрирует давно известную в авиации притчу о том, что командир дает летчикам команду:
— Делай, как я!
А замполит требует от них:
— Делай, как я сказал!
Как бы то ни было, проведенное расследование стало основанием для заключения о том, что «левая пушка отказала по причине отсутствия ведущей собачки, которая не была установлена при сборке младшим воентехником Нарбут И. П. Правая пушка была проверена стрельбой на земле и в воздухе на высоте отказа — стреляла безотказно. Следовательно, причиной отказа является неумение эксплуатации вооружения лейтенантом Урвачёвым ».
Это заключение весьма интересно в отношении летчика, на счету которого на тот момент было 9 сбитых самолетов противника. Кроме того, боевой опыт летчиков полка свидетельствовал, что самолетное вооружение на больших высотах нередко отказывало без видимых на то причин. Тем не менее в связи с выводами расследования командир полка приказал всему личному составу сдать зачеты по знанию пушки «ШВАК» и тем же приказом наложил взыскания на всех причастных:
— инженеру по вооружению старшему технику-лейтенанту Житлухину М. А. 5 суток домашнего ареста и предупреждение о неполном служебном соответствии;
— технику вооружения 1 эскадрильи младшему воентехнику Нарбут И. П. — 8 суток с оговоркой: «Ограничиваюсь таким взысканием, учитывая хорошую работу в прошлом »;
— адъютанту 1 эскадрильи лейтенанту Урвачёву Г. Н. — 5 суток.
И, конечно, традиционное удержание со всех 50 % зарплаты за каждый день ареста. Но отцу в день окончания арестантского срока как компенсация — приказ командира полка об уплате ему надбавок за ночные боевые вылеты.
О боевой работе 34-го иап и о наградах
Возвращаясь к результатам боевой работы летчиков 34-го полка, можно вспомнить мнение П. М. Стефановского: «Одним из лучших в Западном секторе противовоздушной обороны Москвы являлся, несомненно, 34-й иап». Бывший командующий Московским фронтом ПВО генерал-полковник артиллерии Д. А. Журавлев также считал, что «34-й полк был одним из лучших наших частей ». Вместе с тем есть основание предположить, что боевые результаты полка и его летчиков были недостаточно отмечены и оценены командованием.
Такие ситуации не были редкостью: «Несмотря на четко оговоренные условия представления к наградам, бывали исключения, и достаточно часто. Иногда на первое место выходил фактор личных отношений между летчиком и командованием, и тогда представление к награждению «строптивого» аса могли «придерживать» достаточно долго, а то и вовсе «забыть» про него. Еще более частыми были случаи, когда летчики не награждались по причине того, что в чем-то… «проштрафились».
Кажется, в истории полка сыграли роль обе эти причины. Отец на эту тему особо не распространялся, но иногда бурчал по адресу комиссара полка: «Как дело до наград дойдет — представления не подписывал. Из-за него полк никакого отличия не получил, а другие стали гвардейскими. Когда наших летчиков переводили в другой полк, они там Героями становились, а в нашем полку — ни одного».
Действительно, упоминавшиеся летчики А. Г. Лукьянов и Н. Г. Щербина начали войну, добились первых побед и получили первые награды в составе 34-го иап. Затем их перевели в сформированный на базе одной из его эскадрилий 35-й иап, где, имея те же показатели боевой работы, что и у многих оставшихся, стали Героями Советского Союза. Так же как и выходцы из 34-го полка летчики Л. П. Кальян, П. П. Калюжный, В. П. Орешкин.
А насчет «проштрафились»… Отец рассказывал, что однажды, в самый тяжелый период обороны Москвы, осенью 1941 г., полк получил приказ перебазироваться на восток, за Москву. Командование, видимо, решило укрепить Восточный сектор ПВО Москвы, в составе которого находилось всего два полка, включая «придворный» 16-й иап. Летчики взбунтовались и отказались перелетать туда. Одна из причин была в том, что многие из них были москвичи, у которых, как, например, у отца, в Москве были матери, сестры, другие родственники.
Летчики посчитали, что, выполняя этот приказ, они будут прятаться за спины своих родных и, как говорил отец, немного «побузили» — перестреляли из пистолетов несколько фонарей у штаба. Комиссар доложил «наверх»: «Полк отказывается выполнять боевой приказ и оказывает вооруженное сопротивление». На грузовиках приехала рота автоматчиков НКВД и оцепила бунтовщиков. По словам отца, на их счастье, старшим в этой карательной команде был пожилой, рассудительный майор госбезопасности, который собрал летчиков и спросил:
