Еще никогда он не был таким пьяным и угрюмым! Он даже едва заметил Ивана Ивановича Секина, поджидающего его возле дерева в тенистом сквере.
– Эскин, можно я тебе набью морду?! – вежливо спросил Секин.
– Валяй! – махнул рукой Эскин.
– Нет, не могу, – вздохнул глубоко Секин.
– Почему?! – удивился Эскин.
– Да, потому что ты пьяный и может самый несчастный на земле человек, – объяснил ему доходчиво Секин.
– Это я-то несчастный?! – заорал Эскин, хватая Секина за лацканы серого пиджака.
– Дурак, сейчас пиджак порвешь, – быстро заломал ему руку Иван Иванович Секин.
– А ты осторожней с руками, а то их придется лечить! – пожаловался Эскин.
– И за что я тебя, дурака такого, люблю? – задал сам себе вопрос Секин, уже отпуская руки Эскина и приобняв его самого.
– Может за мою порядочность?! – пробормотал пьяный Эскин.
– За твою порядочность?! – со смехом переспросил его Секин. – Ну, ты и насмешил!
– Насмешил, накрошил, придушил, прошил, затушил, – забормотал Эскин.
– Эй, приятель, ты уже хорош, – прокомментировал состояние Эскина Секин, – так что я с тобой пойду до самого дома!
– Там у нас матриархат, полиандрия, тебе туда нельзя! – замахал руками Эскин.
– Рассказывай сказки! – усмехнулся Секин, и еще крепче обняв его, повел за собой.
Эскин не помнил, как Секин помог ему добраться до дома, однако утром он проснулся у себя в большой комнате на раскладушке, услышав в соседней комнате громкий смех Ивана Ивановича Секина и его драгоценной Сони.
– Суки! – заорал Эскин, и мигом вскочив с кровати, вбежал, как был в трусах, в соседнюю комнату.
– Что тебе надо?! – сразу же прекратив смеяться, нахмурилась Соня.
С ней в кровати, под одним одеялом лежал веселый и самодовольный Глеб.
– Ничего! – упавшим голосом ответил Эскин.
– Почему ты пришел вчера пьяный как скотина?! – Эскин в первый раз в жизни видел Соню такой злой.
– Я, что, должен еще отчитываться перед тобой, – обозлился Эскин, – или ты думаешь, что мной можно как угодно командовать?! Так я еще пока не в армии!
– Слушай, что ты так на него накинулась, – вдруг вступился за Эскина Глеб, – ну, перепил немного, ну, с кем не бывает!
«Лучше бы он промолчал», – с еще большей злобой подумал Эскин. Он уже ненавидел и Соню, и Глеба, и хотел только одного, как бы побыстрее избавиться от них.
– Я такая же ему жена, как и тебе, а поэтому должна о нем заботиться! – эта лживая и ужасно фальшивая реплика Сони повергла Эскина в еще больший шок.
– Это ты мне жена?! – изменился в лице Эскин. – Ты, которая живешь вместе со своим мужем-альфонсом за мой счет и в моей квартире?!
– Надо бы его проучить! – вылез из-под одеяла голый Глеб. Вид его обнаженного тела еще сильнее возмутил Эскина.
Он глядел на них с нескрываемой неприязнью и думал, что бы можно было сделать, чтобы прекратить этот дешевый спектакль.
За последнее время он как будто прозрел и был готов пойти на любые шаги, чтобы навсегда их вычеркнуть из своей жизни.
– Ну, что, щенок, проучить тебя?! – Глеб явно заводил сам себя с помощью примитивной фразеологии.
– Ну, проучи, пёс! – усмехнулся Эскин, он уже нащупал рукой на правой полке книжного стеллажа свой старый газовый пистолет.
– Побей его, только тихонечко, – попросила Глеба Соня.
– Не волнуйся, дорогая, все будет в ажуре, – обернулся к ней с улыбкой Глеб, и в эту самую минуту Эскин вытащил пистолет и выстрелил в лицо Глебу. Серое облачко дыма окутало его испуганное лицо, и он тут же упал на пол и задергался в конвульсиях, а Эскин выбежал из комнаты и закрыл их дверь на ключ.
– Открой, придурок, мне плохо, – закричала Соня.
Какое-то едва уловимое чувство жалости пошевельнулось в нем, и он открыл дверь. Соня выбежала к нему совершенно голая, только одно лицо прикрывая платком. Эскин опять закрыл за ней дверь и сам закашлялся.
– Ты меня не любишь?! – воскликнула Соня, опустившись возле его ног.
– Не просто не люблю, а ненавижу, – вполне трезво и осмысленно произнес Эскин.
– Так нам же было хорошо?! – с отчаянием воскликнула Соня.
– Уже поздно, – Эскин опустился к ней на пол и погладил правой ладонью ее огненно-рыжие волосы.
– Но ты же меня любишь, я ведь это чувствую, – Соня щекой прижалась к его обнаженным волосатым ногам.
Неожиданно в Эскине пробудилось желание, и он овладел Соней тут же, на полу. Она дрожала под ним как пробудившийся вулкан.
– Я так и знала, что ты меня захочешь! – обрадовано вздыхала Соня, когда Эскин уже излил в нее свое семя.
– Жизнь проходит, Соня, и мое чувство к тебе тоже, – грустно заплакал Эскин.
Она обняла его, прижала к себе и теперь укачивала как младенца, а Глеб в соседней комнате тихо стонал.
Глава 13. Рабы волшебно-сексуального тела
Уже вторую неделю каждый вечер и каждое утро Глеб поглаживал плачущую Соню по спине и ягодицам.
Он где-то читал, что именно такой вид массажа очень успокаивает нервную систему и одновременно понижает возбудимость дыхательного центра.
Эскин уже вторую неделю где-то скрывался от них и видно, даже и не собирался возвращаться к ним на квартиру.
– Он меня разлюбил! – ревела, словно в каком-то помешательстве, Соня.
– Ничего страшного, еще кого-нибудь найдешь! – успокаивал ее Глеб.
– Да, не собираюсь я никого искать, – кричала обезумевшая Соня.
Иногда в порыве какой-то необъяснимой ярости, когда он поглаживал в постели ее обнаженное тело, она оборачивалась к нему лицом и кусала до крови его руки, грудь, уши, в общем, все, что выделялось из его тела, образуя как бы совсем самостоятельные части.
Глеб так искренне пугался, что когда-нибудь она ему откусит член, что часто смешил ее до слез, и место необъяснимой ярости мгновенно занимала такая же малообъяснимая эйфория.
Временами она доставала из альбома Эскина его фотографии и целовала их, и даже молилась на них как на иконы.
«Дура! Нашла из-за кого сходить с ума», – злился про себя Глеб, у которого после действия нервно-паралитического газа на правом глазу обнаружился нервный тик.
Однако самым большим для них сюрпризом оказался приезд отца Эскина.
Дядя Абрам очень обрадовался, когда услышал от Эскина по телефону, что он окончательно порвал с этой безумной семейкой и выгнал их из своей квартиры.
Желая удостовериться лично, что Эскин не обманывает его, он тут же по совету жены собрался в дорогу.
