– Убийца! Ты убил свою девочку! – простонала она и упала.
Потом я выстрелил в нее еще и еще, я стрелял до тех пор, пока не кончились патроны, и даже после того, как она уже лежала с кровавыми дырками в белом халате возле меня на полу, я все еще нажимал и нажимал на курок, совершенно ничего не чувствуя и не слыша…
Несколько месяцев я пролежал в больнице, сначала в обычной, потом в психиатрической, но лечение моей Души не дало никаких положительных результатов. Я до сих пор разговариваю сам с собой и молчу с людьми, я уже не могу быть мужем жене, мужчиной – любовнице, не могу заниматься бизнесом и добывать деньги, жизнь потеряла для меня смысл, из-за чего все меня бросили или забыли, но я все равно рад, рад, что живу, живу и ничего не делаю и ни от кого не завишу. От одиночества я завел себе беспородного пса, с которым каждый день хожу в лес, где просто брожу между деревьями и ищу то самое место, ту поляну, где лежал мертвый паренек с грибами, и где я не смог защитить ни его, ни себя.
Временами мне кажется, что этой поляны, как и самой женщины в моей жизни никогда не существовало, порой я так уверяюсь в этом, что начинаю смеяться, и смеюсь до тех пор, пока мой смех не переходит в истерические рыдания.
Я знаю, что плакать также бесполезно, как что-то искать, да и какой смысл искать, если я ничего не могу поделать с собой, хотя бы, потому что Тайна Души всегда остается Тайной, и ни одному смертному не придет в голову разгадать ее хотя бы даже перед Смертью…
Любовь на всю жизнь
Любовь сильнее Смерти.
Песня Песней Соломона
Мы встречались с ней после уроков. Когда все учащиеся с учителями покидали школу, и в ней оставалась одна только старенькая уборщица, которая мыла полы в одном из самых дальних коридоров. Мы прятались в кабинете зоологии за шкафом. Именно там она раздевалась до трусов, но потом снимала и трусы. Я абсолютно ничего такого не делал!
Ну, если только иногда дотрагивался до нее, трогал ее тело, так это я просто так, просто восхищался ее красотой. А еще я очень робко целовал ее. Иногда она говорила мне, чтоб я целовался смелей, но у меня как-то не получалось. Лизка тогда говорила, что надо быть очень наглым, потому что это девчонкам нравится, и я действительно сходил с ума, я целовал ее так, что не давал ни ей, ни себе ни единого продыха, и тогда она била меня по щекам, и говорила, что я ее не целую, а кусаю, крокодил этакий, и что я вообще дурак, а как мне не быть дураком, если я это только по телеку видел, да от дружков слышал, только они-то все больше хвастались, а потом не будешь же с пацанами тренироваться, как целоваться, я ж не голубой, и ваще, в этом возрасте всякий чего не то выдумывает, то свою, то женскую писку в туалете нарисует, а потом целый день восторгается сам собой, глядите, мол, профессор по большой любви, а в частности, в деталях и по сексу…
В общем, мы с Лизкой по-тихонечку ото всех учились, как лучше соприкасаться друг с другом, и постепенно у нас даже совсем не плохо стало получаться, до сношенья мы, конечно, не дошли еще, поскольку учились только в 6-ом, и честно говоря, боялись, а вдруг забеременеет, вон, в соседней школе одна родила, так и не смогла школу закончить, ну на пятерки-то, так что на тройки и сдала, то есть ей из жалости эти троечки вывели, хоть какой-никакой, а аттестат зрелости, вот она и замуж сразу выскочила, и ваще, ей эта учеба была по фигу, па нам вот еще рановато жениться, поэтому до этого дела старались не доводить, а родит какого не то ребятеночка, и куда его потом девать, ведь родители-то с ума сойдут, а папаша ее еще возьмет, да застрелит меня, он ведь у нее в охране работает, а им оружие по службе полагается, так он возьмет свой служебный пистолет, выпьет где не то для храбрости и подкараулит меня после школы, и бабах прямо в сердце! И каюк!
А мои родители на него тогда в суд подадут, но мне уже все-равно будет, а поэтому ныне и присно во веки веков мы еще все целуемся, целуемся и будем целоваться, пока не надоест, а это нам ужо не надоест, правда, мы пока понемножку целуемся, учимся пока, и трогаем друг дружку, а иначе нельзя, зоологию-то нам преподают, а мы ужен впереди всех анатомией занялись, хотя совсем недавно был ужас!
Училка по зоологии в класс зашла, и стала какие-то тетрадки искать, а мы за шкафом и голые, и одежа у нас, как назло за партой, не оденешься, а эта все копошится и копошится себе, то в столе, то в шкафу, а мы за ним чуть с ума не сошли, хорошо еще она копалась час, а если бы два, три, четыре, весь вечер, всю ночь, как бы мы домой пошли, под утро что ли только попали, а потом бы нас родители за ручку как маленьких водили, да караулили бы везде, а если не дай Бог застакули бы, так вообще бы из школы выгнали с позором, а родители бы нас потом сами по разным школам распихали, а разве в другой школе я бы нашел такую классную девчонку?! И-эх,
чего только непонавыдумываешь, когда голышом за шкафом с Лизкой стоишь, а тебе зуб на зуб не попадает, и от холода, и от ужаса, что училка твою половую принадлежность разглядит, правда, не долго мы парились, а потом я Лизку с испугу так серьезно поцеловал, прямо там за шкафом при училке, и у нас так здорово все получилось, что постепенно я проникся к ней уважением, а тех, которые бы в этом засомневались, я бы просто огрел палкой, так как целуюсь я действительно уже намного лучше, чем в прошлые разы, и уж совсем не кусаюсь как раньше, и дышем мы с Лизкой порывисто как тепловозы, и зубами не стучим, даже когда уборщица возле класса своего кряхтит, склоняясь над тряпкой, и стишки какие-то лезут в голову: «Люблю тебя я из последних сил, за это даже двойку получил!», и потом у нее такая безумно красивая рожа, ну почти что как у Клавди Шифер, у меня у самого шифер с головы сносит, или уже сама крыша, а еще Лизка так научилась целоваться, что я ваще окосел, никакой травы не надо, а то ходят здесь всякие придурки, да травку вместо счастья предлагают, а я плевать хотел на них, психи недорезанные, а еще у нее такие грудки, волшебные как незабудки, красивые аж просто загляденье, а потом она помогает мне по математике, но дома нас ее родичи опекают, павпашка ее так и бдит, как бы я ее не обрюхатил, как будто что-то чувствуют ужено наша тайна остается тайной за шкафом в классе, где нас двое в темноте…
Ох! Ах! Десятый класс! Лето! Поход всем классом. У реки в палатках! У березолвой рощи с костром! С гитарами! О чем поет ночная птица?! А сверху звезды, луна. А здесь винишко, сигареты и опять она, веселая и несерьезная! Шепот в ухо: «Пошли!» Идет за деревья, за кустики, и еще дальше в темноту. Уже не слышно голосов. Мы целуемся и ложимся на траву, и быстро очертя голову, я срываю с нее трусы.
Они влажные, со страху обмочилась, бедная, ну, ничего, бывает, бывает! И потом уже ведь не до этого, не до этого, просто надо очень-очень осторожно, ах, да, конечно, да не туда, а сюда, вечно тебя учить надо, это она мне, вот так, как положено, а как положено?! – а черт его знает, нет, это Бог знает, Бог знает все, а потом он еще знает, что он ничего не знает, а это уже Сократ, только Сократ тоже Бог, это для философов он Бог, а для нас с тобой?! – для дураков тоже! – хороший ответ в нашу первую и внебрачную ночь, ух, как стрекочут насекомые, как завывают комары, и кусают, жрут безо всякой пощады, без жалости, но нам почти не больно, мы утонули друг в друге, погрузились будто на самое дно нашей юной влюбленной Вечности, и вскоре мы ничего не ощущаем кроме самих себя, а над нами Океан звезд, а под нами теплая черная влажная земля, и в нас то же самое тепло и влага, и через многие годы будет все также, правда нас с тобой уже не будет, но кто-то ведь будет?! – конечно будет, наши дети! – заговорила о детях, и это после всего, что было, – меня пробирает страх, страх ее тела, страх беременности и очень-очень ранней свадьбы, а как хочется подольше побыть молодым, и погулять, – погулять?! – погулять, но только с тобой! – ну, то-то! – да, с тобой, но без всякого домашнего хозяйства! – а, вот это уже хамство! – ну, почему?! – потому что баранки гну! – ну, ладно со всем твоим хозяйством! – ну, то-то! – и просто гулять все дни и ночи напролет, а когда закончим школу поступим в одни институт и выучимся с тобой на юристов! – и будем в постели разъяснять друг другу законы! ха-ха! каждую букву закона, не смейся! ты мне один закон, я тебе другой, ты будешь сажать людей, а я разъяснять! а может наоборот! а может наоборот! и что же ты обязательно их посадишь, если я их буду защищать?! ну, почему же, когда ты будешь защищать, я их ни за что не посажу, ваще оправдательный вынесу! ну, ты и даешь! и работать будем вместе! а кто нам разрешит, если мы будем муж и жена-то?!
