Мы все несемся в одну странную и загадочную область… Я говорил об этом не раз Цикенбауму, и он всякий раз соглашался со мной, добавляя, что там тоже есть и Ока, и девы, и водка…
И вот эта чудная последовательность, Ока, девы, водка, как-то странно вытягивает все мое жизненное пространство в причудливый конус желания, хотения, и очень хочется жить, вертеться, потеть в оргазме, в любострастии, или просто считать на небе звезды, одновременно перебирая волосы на лобке затихшей после яркого экстаза девы…
Хочется сделать что-то еще более неожиданное, сказочное, расцеловать ее не просто во все места, а подняться с ней туда, к луне и к звездам на небо, и сделав прелестный пируэт, вдруг опуститься на макушку загадочного Бога, приведя его сначала в полное замешательство, а потом в чувство восторга и самого забавного настроения…
А затем вместе с ним переделать сразу все миры и Вселенные по образу и подобию своему, то есть нашего с ним, с Богом ощущения того, что называется Великой Тайной нашего собственного происхождения…
Но Бог-старик-бомж куда-то уходит, и Цикенбаум в Оке продолжает сладостно постанывать со своими девами, а я словно звезды перебираю волосы на самом сокровенном месте, откуда на свет выползают и появляются такие же странные и внеземные существа, как и я, или как она, моя притихшая после последнего яркого экстаза дева, дева по имени Стелла…
Как памятник в ночи застывает она, ибо в ночи проще всего добиваться сладкого наслаждения, а после молчать задумчивым привидением, дабы еще больше прочувствовать в себе эту чудную последовательность, и Оку, и нежность тел, и холодную обжигающую горло водку, и что-то еще кроме несущегося на волнах страсти Цикенбаума…
И если что-то есть, так, значит, будет после… И с нами, и с мирами, и с Богом, и со всем, что связуется в безумной вспышке счастья… Аминь!…
Изучение Вселенной, обрастающей тайнами
Есть два царства Света и Тьмы, один, в которым живем мы, – люди, и другой, в котором живут наши отражения, призраки…
Мы можем по-разному видеть и слышать, по разному любить, но мы никогда не сможем попасть в Царство Тьмы из царства Света, ибо он пролегает через Смерть… Так говорю вам я, сын Давида, Иаков, видевший и знавший многое…
– Что это за хрень?! – спросил меня профессор Цикенбаум, с интересом разглядывавший кусок старинного пергамента, который я ему дал в руки после пятой рюмки «Перцовки»…
– Это Арнольд Давыдыч, как я полагаю, очень интересный исторический документ, который я нашел на лужайке, где вы вчера веселились со своими студентками…
– Между прочим, – вздохнул Цикенбаум, – это моя вещь, я ее еще три года назад привез с берегов Красного моря, где мы вели раскопки древнего города…
– Интересно, интересно, и что же этот Иаков дальше написал?! – улыбнулся я…
– Это загадка, видишь, край пергамента оторван, – вздохнул Цикенбаум…
– А почему он оказался на лужайке?!
– Видишь ли, я эту вещь всегда и везде таскаю с собой как талисман, а талисман этот всегда держу в кармане брюк, но мои девы вчера от возбуждения порвали на мне брюки, но вот, талисманчик-то мой остался целехонек! – весело засмеялся Цикенбаум…
Вскоре его опять окружили со всех сторон похотливые юные девы, а я, потупив голову, и глядя на Оку, попытался подумать о загадочном Иакове…
Как человек мог проникать в какие-то там Царства Света и Тьмы, и так глубоко мыслить тогда, когда не было компов, инета и вообще связи с Всевышним?!…
Этот вопрос я тут же адресовал профессору Цикенбауму, который в ответ сладостно замычал, обнимая одну из самых прелестных дев…
– Сейчас они скроются в Оке, – вслух подумал я, и словно угадывая мои мысли, любовная парочка действительно скрылась в водах Оки за камышами…
Другие девы пытались наброситься на меня и порвать на мне одежду, но я яростно отбивался от них, а потом мне все надоело, и через некоторое время им меня все же удалость очень ласково и нежно изнасиловать, но я не плакал, а чудесным образом получал наслаждение, совсем забыв о загадочном Иакове…
Потом я вышел из Оки, где мной обладало великое множество сладостных дев и мы с Цимкенбаумом продолжили распитие спиртных напитков…
На этот раз мы пили «Ледяную водку», хотя она была теплой… И мы очень быстро захмелели… Девы пели русскую народную песню «Во поле береза стояла», и мы часа два водили с ними хороводы, а еще играли в ручейки и в бутылочку…
А когда у нас с Цикенбаумом распухли от поцелуев губы, мы опять уткнулись в древний пергамент…
– И все же что он хотел нам сказать, этот самый Иаков?! – спросил я у профессора…
– Это тайна и очень серьезная тайна, – нахмурился Цикенбаум…
– А зачем тайны вообще существуют?! – еще сильнее призадумался я…
– Для того, чтобы лицезреть свое существование как некий эксперимент, – прошептал Цикенбаум сдавленным шепотом, потому что его в этот момент страстно сдавила в объятиях очередная нежная дева…
– Как странно все это, – только задумался я, как на меня опять набросились возбужденные девы… Так мы с Цикенбаумом пили, любили и задавались чудными вопросами о загадках, тайнах и даже об этом древнем куске пергамента…
– Зачем мы живем?! – спросил я Цикенбаума утром…
– Чтобы пить и любить, а еще ломать головы над всякими тайнами! – улыбнулся мне профессор Цикенбаум, и слегка покачав своей серьезно научной головой, отправился в университет, где его ждали уже слегка удовлетворенные им и мною девы, а ваш покорный слуга остался с куском древнего пергамента на берегу Оки изучать по нему Вселенную, все более обрастающую тайнами и загадками… Аминь!…
Жизнь – это чудовищный эксперимент
– Жизнь – это чудовищный эксперимент, – вздохнул Шульц выпивая водку и поглядывая сверху на Оку…
– Это почему?! – с любопытством поглядел на него профессор Цикенбаум…
Но Шульц то ли сделал вид, что его не слышит, то ли на самом деле не слышал его, задумавшись о чем-то своем…
Загадочно выл ветер в голых ветвях берез и я стоял прислушиваясь, рядом…
– И ветер воет, и дев нет, – похлопал я по плечу Цикенбаума, но он отмахнулся от меня…
– И все же дорогой Шульц, объясните нам, почему это вы считаете нашу жизнь чудовищным экспериментом?! – опять спросил Цикенбаум у Шульца…
– Потому что только чудовище могло создать что-то себе подобное и дать ему абсолютную свободу! – криво улыбнулся Шульц, уже выпивая водку из горлышка бутылки…
– Да разве это свобода, если мы ничего не знаем, и так ничего и не узнав, умираем, – грустно взглянул на него Цикенбаум…
– Незнание и есть часть чудовищного плана того, кто нас создал! – злорадно усмехнулся Шульц…
– Выходит, он боится нас, если ограничивает наш кругозор, – задумался я вслух…
