— Олег, ну, что там у тебя?
— Хреновато… Автоматы-то ихние просто побузили. Будто дождю помогали камни сечь. А вот когда они на прорыв пошли, под шумок снайпер у них сработал отменно… Сука. Троих успел свалить. Зозулю, Васильева и Лазарчука… Да ещё Громова ранил. В левое плечо… Лучших парней выбил, гад!
— Да уж… — пробормотал ротный. Скорее просто для того, чтобы не молчать. — Как говорил мой учитель Леерзон: «Чтоб да — так нет». Ладно… А твои соображения какие будут?
— Какие уж тут соображения, когда ничего не понятно… Непохожи они на «духов», командир. У меня такое впечатление, что я подобное в кино видел. Вот только вспомнить не могу… А насчёт их дальнейших действий? Как пить дать — снова сунутся. И дай бог, чтобы опять так гладко обошлось, как сейчас.
— Ладно, Олежа. Давай сюда своего радиста…
…Ночной эфир пронзили торопливые точки и тире, излучаемые в резервном диапазоне, определённом на случай важных сообщений. Безусловно, «стычка с неведомым регулярным формированием» — было именно таковым.
«Циклоп-Циклоп… я — Барс-один… я — Барс-один… Приём!»
Отзыв прилетел лишь после пятнадцатого вызова.
…Разведчики к тому моменту уже возвращались.
Медленно пробираясь меж камнями и, наверняка, матеря дождь на чём свет стоит. Начиная от ветхих трёх китов и заканчивая космическим вакуумом.
Ничепорчук рассматривал в бинокль их передвижения и досадливо морщился. Будь он снайпером, — не упустил бы такую прекрасную возможность поупражняться в неспешной ночной стрельбе. Может, просто разведгруппе везло, и снайпер в этот момент менял позицию… А может, это всего лишь последние мгновения тишины.
Со стороны врага не доносилось никаких звуков. И это было самое худшее, что только можно себе пожелать. Нет ничего хуже ожидания в полной неизвестности! К тому же, не зная, с кем имеешь дело.
Нет, не «духи» это.
…Мокрый и перемазанный, как чёрт, Макс вполз на гребень, втащил за собой вещмешок и покатился веретеном вниз. Возле самого ротного остановился. Поднялся. Вытащил из вещмешка какие-то вещи.
— Михалыч, видать, «спецы» на задание шли… Документов ни у кого не оказалось. Тут только камуфляж, фляга с непонятной маркировкой… ещё две занятных вещицы — портсигар наградной… Надпись там на каком-то незнакомом языке… и что характерно — свастика выгравирована! А вторая штуковина, как из музея… Вот. Как тебе этот раритет?!
Он держал в руках самый настоящий МП-40! «Шмайсер», как ошибочно окрестили его в народе. Хотя на самом деле это был другой, внешне похожий на «сороковку», автомат.
«Ну ни фига себе!!! Теперь понятно, почему такой вялый темп стрельбы… »
Ничепорчук просто не верил своим глазам.
Младший сержант Гурманчук приблизился к ротному и внёс свою лепту.
— Вот, Михалыч, ещё один артефакт… от неизвестных монстров…
Бывший студент протянул руку и положил что-то невесомое на ладонь командира. Ничепорчук поднёс «артефакт» поближе к глазам — и обмер.
У него на ладони лежал помятый кусочек серой ткани, с силой сорванный с вражеской униформы. Обрывки чёрной нити по краям. Ничем не примечательный нарукавный шеврон овальной формы. Практически ничем… Если бы не изображение на нём.
Маленький цветок на тонкой ножке. С восемью лепестками светло-серого цвета.
Эдельвейс!
Вспыхнуло из глубин памяти название, и кровь прилила к лицу!
«Горные стрелки дивизии „Эдельвейс“!
ОТКУДА?! ЗДЕСЬ?!»
Как в детском мультике: двоечник Витя Перестукин в «Стране невыученных уроков»… Так будто бы, у взводного никогда не было проблем с историей, чтобы туда возвращаться… А вот поди ж ты — время кто-то повернул вспять!
«Бред! Откуда здесь фашисты? Может, меня Макс окурил своими благовониями?!»
— Чушь!!! — всё же вырвалось у него.
— Чего?.. Что ты сказал, Михалыч? — хрипло переспросил ещё не отдышавшийся Макс.
— Да погоди ты… — ротный устало опустился на камень, — Помолчал и неожиданно окликнул другого разведчика: — Уманский, ты как насчёт командира табачком угостить?
Тот был в десяти шагах.
Его голова в выемке между двумя валунами приникла к окулярам стереотрубы. Левая рука раз за разом подносила к губам окурок сигареты. Чаще, чем обычно — должно быть, ефрейтор нервничал. Окуляры стереотрубы располагались заметно ниже линии, видимой со склона, усеянного трупами, и огонёк окурка оттуда не мог быть заметен. Уманский даже не отвлёкся от своего наблюдения.
— Я бы не против, да последняя осталась, товари… щ-щ-ш-ш-ш…
Пуля вошла точно в приоткрытый рот, раздробив зубы и вырвав кусок затылочной кости. Тело рухнуло мешком. Эхо донесло с запаздыванием одиночный хлопок выстрела. Словно кто-то неумолимый, распоряжающийся человеческими жизнями, просто хлопнул в ладоши.
— А если бы не был жадным — не умер бы, — до жути спокойно и тихо произнес ротный, склонившийся над убитым Уманским. Он вытащил из нагрудного кармана на жилете пачку сигарет «Кэмел» и показал Максу. Пачка была почти полной.
— Вот что, ребята. Я сам пока ничего не понимаю. И вы меня не примите за сумасшедшего. Но, похоже, пока другого объяснения нет. Там, внизу — не «духи». Там намного хуже. ФАШИСТЫ! Причём, самые опасные в этой ситуации — горнопехотная часть «Эдельвейс». Слыхали, когда историю учили? Вот и готовьтесь к самому плохому. Такие-то дела, сынки.
Ответом ему было потрясённое молчание.
У Максим между лопатками кольнуло холодное шило, взявшись невесть откуда. И уже не ушло. Его присутствие ощущалось в виде изморози, от которой немела часть спины.
Спокойными, как оказалось, оставались лишь навязанные им советники, и это почему-то неприятно удивило Ничепорчука. Он перевёл взгляд с них на бездыханное тело Уманского, на его сквозную рану.
— Снайпер, сука!.. Сухина, скажи своим братьям Павелко, чтобы его «сработали». Судя по всему — он за время передышки на соседнюю скалу забрался. — Ничепорчук бросил пачку сигарет на грудь Уманского. — Ладно, братан, последняя, так последняя… в твоей жизни. Коль так — без обиды.
Набухающая с каждой минутой, звенящая тишина разорвалась на мелкие лоскуты!
Атака!!!
Треск автоматов и свист противно воющих мин. Уже и миномёты пристроили?! Мины падали куда-то за головы — перелёт! Но это пока, пока, вот скоро пристреляются, гансы долбаные…
Грохот нескольких взрывов потряс склон метров за сто позади позиций роты. Зашуршала осыпь камней, устремившихся к подножию ущелья. Слева началась плотная ответная стрельба — взвод Сухины открыл огонь из автоматов и пулемётов, стараясь прижать к земле наступающую цепь.
