Наташу и Котю поселили во флигеле в нашем дворе, в отдельной части которого жила квартирантка. Двор был большой, с конюшней, в которой в стойлах находились шесть коров и пара волов. На противоположной стороне двора были высокий овин, молотилка с сельскохозяйственным инвентарем. На чердаке — скирда соломы. Со двора был выход в яблоневый сад и на огород.
Хозяин и хозяйка, уже пожилые добродушные люди, имели трех дочерей — двадцати, восемнадцати и шестнадцати лет. Мой «штаб» разместился в изолированной, закрывающейся комнате с выходом на открытую площадку. В него мы занесли железные сундуки с документами.
Роте было поручено нести охрану села. Но и сами селяне, нам на удивление, были организованы старостой в добровольные отряды по наведению порядка в селе и по очереди несли ночные дежурства.
Хозяйские дочери сначала прятались от нас, но постепенно осмелели. Павел Лосев был красавцем, привлекавшим внимание девушек, да и вели мы себя корректно и дружелюбно.
Меня все интересовало здесь, за границей. Я сравнивал хозяйство с нашим, и оно казалось мне идеальным. Конюшня чистая, стены побелены известкой, деревянные полы покрыты подстилкой из листьев, для уборки навоза устроены специальные лотки с уклоном, чтобы навоз стекал в железобетонный септик, где он перегнивал, уплотнялся и использовался потом как удобрение.
Коровы и волы были короткошерстные, через светлорыжую и белую шерсть просвечивала бело-розовая кожа. Даже метелки хвостов были чисто вымыты.
У хозяина имелся электродвигатель, установленный на двухколесную тачку. Его можно было перемещать в любое место и, подключив к электросети, использовать для работы различных механизмов и приспособлений: соломорезки, молотилки, циркульной пилы, насоса артезианской скважины, сепаратора, маслобойки, соковыжималки, точила… По всему двору, как и в хозяйственных постройках, были установлены электрические розетки.
Двор был выложен булыжником.
Часть своей земли Бауэр засевал клевером.
Выращивались также яблони, кусты помидоров, шпинат, огурцы и зелень. Много земли было занято картофелем.
Из яблок наши хозяева делали сидр, из помидоров — томатную пасту для заправки супов. Огурцы резались на специальной шинковочной доске на толщину тонкого картона, складывались в банки и заливались винным уксусом. Потом они использовались в качестве закуски под шнапс.
Для нас фрукты и овощи были лакомством, вносящим разнообразие в наш пресный мясо-макаронный рацион, всем уже осточертевший.
Иногда, собрав помидоры, огурцы и лук на грядках наших хозяев, я делал салат. Подсолнечного масла здесь не было, а оливковое ценилось на вес золота и использовалось в пищу редко, главным образом для заправки шпината.
Мой салат из свежих овощей для них это было в диковинку. А когда один небольшой помидор я съел, обмакивая в соль, на меня смотрели как на фокусника.
Мой салат попробовали, но есть не стали. Старшая из хозяйских дочерей, Клара, принесла из огорода пучок шпината. Хозяйка его нашинковала, сбрызнула винным уксусом, оливковым маслом, чуть присолила, попробовала сама и предложила мне. Но мне такое блюдо не понравилось — трава травой.
Мы с Лосевым приняли приглашение пообедать вместе с семьей хозяина дома. Ели молочный суп с капустой, заправленный томатом. Лосев им рассказывал, что такое борщ, как и из чего его готовить.
С помощью Павла начался разговор. Старик удивлялся, что мы, и особенно я, внешне ничем не отличаемся от австрийцев.
И тут меня точно бес подтолкнул. Чтобы завоевать доверие хозяев, а особенно их дочерей, я заявил, что я и есть австриец по отцу. Якобы в империалистическую войну мой отец попал в плен к русским, был направлен в Сибирь и там женился на русской.
— Да откуда же ваш отец? — перевел мне Лосев слова старика. — Из какого города?
— А я и не знаю. Знал бы, что попаду на родину отца, я бы его расспросил, — ответил я.
— Так напишите! Узнайте! Может, где-то здесь у вас есть родственники.
Так я стал для них «австрийцем».
Как-то раз я, гуляя в окрестностях села, залюбовался солнечными бликами горной речки, шумящей по гладким камням. И вдруг заметил, что по речке молниями зашмыгали тени, прячась под валуны. Приглядевшись, я рассмотрел серебристую веретенообразную рыбку с красными крапинками на боках. Хозяин объяснил мне, что это форель.
На следующий день я взял ручную гранату и карабин и отправился на «рыбалку». Я стрелял из карабина в те места, куда пряталась тень-молния, и оглушенная форель переворачивалась пузом вверх, а я ее собирал.
Когда я принес связку форели домой, хозяин зацокал языком от удивления. Он отдал форель жене и велел пожарить. А когда рыба была готова, пригласил меня к столу и достал граненую бутылку шнапса. Я позвал Лосева.
Бауэр налил шнапс в серебряные рюмки-наперстки, пожелал нам здоровья, а мы, в свою очередь, благополучия его семье. Мне нельзя было не выпить — хотелось поддержать марку мужчины. Я опрокинул в себя содержимое рюмки. Расплавленный свинец обжег рот и скользнул в горло, забив дыхание. Я не мог вздохнуть, глаза полезли на лоб, внутренности стало выворачивать. Я выскочил из-за стола и убежал на улицу. А когда вернулся, вытирая слезы, хозяин смеялся на весь щербатый рот. Лосев тоже хохотал и что-то говорил ему. Бауэр потянулся к моей рюмке, чтобы снова налить, но я отказался. Старик не огорчился и даже, кажется, посмотрел одобрительно. А потом он обратился ко мне, и Лосев перевел примерно следующее:
— Слушай, Александр, выбирай любую из моих дочек в жены, бери в свои руки все мое хозяйство и оставайся у нас. Я и моя жена уже стары, нам уже ничего не нужно, кроме спокойной жизни, и мы все тебе отдадим.
Я, конечно, не собирался принимать это предложение, но хозяину сказал, что съезжу домой на побывку, и тогда мы с отцом решим — может, приедем вместе. Тем самым я оставлял приоткрытой дверь к хозяйским дочкам.
Бауэр стал перевозить снопы пшеницы с поля. В овине складывали снопы в скирду Клара и Марта. Я принялся им помогать, и, когда арба с Бауэром уезжала, мы бросались друг в друга снопами и катались по ним.
Потом я помог Бауэру установить маленькую молотилку, и на другой день начался обмолот хлеба. Я посмотрел, как слаженно работает вся семья: Клара подавала на молотилку снопы со стога, Маргарет развязывала их, а фрау Бауэр расстилала снопы перед пастью с ревущим барабаном. Хозяин внизу отбрасывал вилами в кучу солому. Работников Бауэр не нанимал даже для этой тяжелой и хлопотной работы.
Я сменил фрау Бауэр, и та, облегченно вздохнув, с удовольствием спустилась по лестнице-стремянке на землю. Однако от машины не ушла. Она стала отгребать полову, солому, когда ее муж относил в сторону мешки с зерном.
Девчата оживились, начались шутки, смех.
Потом мы обедали всей «семьей». К хозяйскому столу я присовокупил котелок перлового супа с мясом и вермишели с тушенкой. Маргарет, то ли по своему почину, то ли по приказанию матери, принесла мне из огорода огурец и два помидора.
