Чувствуя себя подлецом, Ермаков взялся за трубку.
— Алло, Коля? Нужно одному человеку помочь.
— Хорошему?
— Да уж получше меня… — Ермаков вкратце объяснил ситуацию. Денег за мобильную связь было не жалко, все счета оплачивала фирма, так что он мог звонить даже «горячим девочкам с Гонолулу» и трепаться с ними всю ночь кряду, но батарейка садилась. Как часто бывало, он забыл поставить аппарат на зарядку, и теперь тот, мешая разговору, подавал короткие сигналы, предупреждая о своём намерении вот-вот отключиться. Приходилось опускать нюансы, чтобы успеть сказать главное.
— Сделаем, — уверенно пообещал Коля, когда инструктаж был закончен.
— Возьми с собой Макса.
— Хорошо.
— И Макарыча. Скажи — мой приказ.
— Хорошо.
— Я перезвоню.
Телефон, словно специально дождавшись окончания разговора, выдал на дисплей указание «Зарядить батарею», последний раз пискнул и отключился.
Приехав в квартиру, Ермаков собрал там пустые бутылки, переменил постельное бельё, наскоро смахнул пыль с мебели и посуды. Чувствовал он себя неуютно. Предстоящее свидание не радовало, Денис жалел, что отправил ребят, вместо того, чтобы самому возглавить мероприятие. Посмотрев на пакет со всевозможной жратвой, которой собирался потчевать гостью, Ермаков с трудом удержался от того, чтобы не врезать по нему ногой.
Часом позже он позвонил Николаю:
— Как дела?
— Нормально. Ждём.
— Смотрите там, осторожнее. — Денис повесил трубку. Расспрашивать помощника он побоялся, зная, что квартирный аппарат оборудован «жучком» — руководство агентства таким образом «обкатывало» персонал технического отдела и одновременно осуществляло контроль над тем, как сотрудники используют служебное помещение. Двое, чьи разговоры не понравились боссу, недавно вылетели со службы, и Ермаков не хотел повторить их судьбу. До увольнения, скорее всего, не дойдёт, но неприятности будут.
«Надо было ехать самому, — в который раз попрекнул себя Ермаков. — Ну ничего, как-нибудь обойдётся».
Не обошлось.
Коля обманул его, когда сказал, что у них все нормально.
* * *
— Ты что, мудак, наделал? Тебя кто просил инициативу проявлять? — наехал Волгин на Сазонова.
Шурик искренне недоумевал:
— А что такого? По-моему, никто ничего не заметил. Ловкость рук — и уголовное дело готово.
— Какое, на хрен, дело? Да его на тебя возбуждать надо, придурок чёртов! Ну объясни мне как-нибудь, какого лешего ты в кладовку наркоту сунул? Тебе кто-нибудь говорил это делать?
— А как же!
— Что?!
— Я, по-твоему, совсем идиот? Ясен пень, такие приказы открытым текстом не отдаются. Но понимать-то надо, я же всё-таки опер, а не садовник. Василий дал мне банку, ты это видел.
— Ну…
— Сказал, что фамилию парня потом назовёт. Он, наверное, думал, что в квартире несколько человек будет. А там один оказался! Ясен пень, что у него и надо «травку» изымать.
— Сам ты пень!
Волгин замолчал. Переубедить Сазонова не представлялось возможным. Даже если разложить все по полочкам, на пальцах объяснить, какого он упорол косяка, Шурик вины не признает. Конечно, получилось нескладно, но он-то хотел сделать как лучше,
— А ты не подумал хотя бы о том, что Михаил в квартире не прописан, что любой адвокат обвинение отобьёт, и получится, что ты просто повесил «глухарь» родному 13-му отделению?
Сазонов шмыгнул носом и отвернулся. Немного подумал и ответил в духе всех своих поступков:
— А я там давно уже не работаю! Пусть Саня Борисов расхлёбывает, он у нас умный.
Напакостить лично Борисову Волгин бы мешать не стал. Например, если бы Сазонов решился изъять марихуану из кармана зампоура 13-го отдела. Или из кабинета. Но при чём здесь посторонний человек?
— Не получится «глухаря», — добавил Шурик, которому показалось, что «убойщик» переживает исключительно за деловую, без моральной подоплёки, сторону вопроса. — Ты же помнишь, этот дятел сразу сказал, что наркота — какой-то Принцессы. Найдём Принцессу — и дело в шляпе. Хочешь, я сам этим займусь?
— У тебя, пожалуй, получится…
Разговор происходил по пути в 13-е отделение, где собирались допросить подозреваемого. Волгин и Сазонов ехали в «ауди» Сергея, Михаила взялся доставить патрульный наряд, который вызвал Катышев после того, как был закончен обыск.
Кроме марихуаны и обреза с боеприпасами ничего криминального не нашли. После того, как на запястьях закрылись наручники, Михаил впал в оцепенение и молчал до тех пор, пока ему не предложили залезть в «стакан» патрульного УАЗа. Оказавшись там, он сел на корточки, тоскливо посмотрел в небо и спросил:
— Меня куда, сразу в тюрьму?
— Нет, — ответил Волгин, — постепенно. А ты у нас, часом, не судимый?
— За что?
— Откуда я знаю!
— Нет, даже приводов не было. А с чего вы решили?..
— Сидишь так, в раскорячку, как только зеки и «чёрные» любят сидеть. Скамейка же есть!
— Она, кажется, грязная…
Волгин захлопнул железную дверь с забранным металлической решёткой окошком. Снаружи, ниже скважины для трёхгранного железнодорожного ключа, была прикреплена простая задвижка того типа, какие ставят на дверях комнат, чтобы дети не лазили, куда им не следует.
— Это для чего? — спросил он у водителя.
— Так, на всякий случай.
— Вы бы ещё цепочку догадались привинтить…
Водитель хохотнул и полез за баранку, а Волгин вернулся в дом и поднялся в квартиру, где ещё оставался Акулов.
Андрей стоял посреди жилой комнаты, руки в карманах, и напоследок оглядывал обстановку, проверял, все ли закутки они осмотрели.
— Надо «травку» подменить на что-нибудь безобидное, — сказал ему Волгин.
— У нас это уже становится доброй традицией. Не боишься привыкнуть?
— Лучше так, чем наоборот. В принципе, можно ничего и не трогать, все равно отраву спишут на Каролину… Как и в случае с Никитой… Но мне этого почему-то не хочется.
— Ну да. Девчонка-то, кажется, неплохая была… Закон парных чисел! Дважды ловили Заварова — и дважды его отпускали. Теперь с наркотой будем второй раз мухлевать.
Комната поражала обилием мягких игрушек. Они были везде. На спинке дивана, на шкафу и трюмо, на телевизоре и в тумбочке под ним, на подоконнике. Зайцы, слоники, медвежата и обезьянки всех цветов и размеров. Некоторые были куплены недавно, другие, чувствовалось, Каролина захватила с собой из дома, когда ехала покорять большой город. Осиротевшая живность со всех сторон смотрела на оперов грустными пластиковыми глазами. Что теперь с ними будет?
