Полковник Герьер снова окинул ее восхищенным взглядом.
– Именно так и будет, моя драгоценная. Ответите. Ради чего?
– Ради обычной справедливости, – сердито сказала она, краснея.
– И согласитесь даже на стирание памяти?
Она закусила губу. И пригрозила неизвестно кому:
– Я им там все выскажу, на этом суде! Они у меня услышат!
Солнце к тому времени почти скрылось за горизонтом, и хотя небеса еще полыхали, на морском берегу было уже довольно темно.
Поэтому Вероника не разглядела толком выражения лица полковника, с которым он произнес следующие загадочные слова:
– Я вижу, этот лис изрядно потрудился, запудривая вам мозги. Всегда был мастер приврать в свою пользу…
– Что? – не поняла она.
– Никакого суда не будет, золотая моя. Такая мысль не приходила в вашу прелестную головку?
– Как, то есть, не будет?
– А вот так и не будет, – посмеиваясь, сказал полковник. – Нам ли не знать Рон Аннона! Старик пошумит, покричит, потопает ногами, разжалует общего любимчика в кавалер-лейтенанты и посадит его на три месяца под домашний арест. Через недельку почувствует себя как без рук, через две выпустит его, вернет капитана и отправит на очередное срочное задание. Под мою ответственность, надо отметить… пора бы уж тебе остепениться, Кароль!
Вероника растерянно захлопала глазами.
– Это правда, капитан?
– Ну, – сказал тот неохотно, – если Себастьян так говорит…
– Это правда или нет?
– Правда, – вздохнул капитан Хиббит. – И если вы явитесь меня защищать, будет только хуже – для вас. Все нервы вымотают. Да и ментальное вмешательство могут-таки попробовать… Поэтому возвращайтесь вы лучше домой. Там за вами хоть Михаил Анатольевич присмотрит.
– Присмотрю, не беспокойтесь, – сказал Овечкин.
– Да, – спохватился вдруг Кароль и повернулся к полковнику, – Рон Аннон шуметь будет долго, слова не даст сказать… как будто это не я принес ему в клювике Орден Черного Света! Пожалуйста, Себастьян, поговори с ним завтра же – втолкуй, что я непременно сгинул бы в Тариане, если бы не помощь, оказанная мне беглым кавалером Грикардосом. Пускай старик походатайствует за него перед Стражей!
– Будет сделано, – козырнул полковник. – Еще что-нибудь приказать изволите? Или отправимся наконец на ковер?
– Секундочку, – сказал Кароль. – Дай попрощаться-то, – и, со звоном встряхнув руками, сердито выпалил: – Сними ты уже с меня это барахло! Устроил цирк… куда я от тебя денусь?
Герьер, посмеиваясь, освободил его от наручников.
Капитан, брезгливо растирая запястья, шагнул к Овечкину.
– Спасибо вам за все, Михаил Анатольевич. Надеюсь, еще увидимся.
– Не за что, – сказал тот, и они коротко обнялись. – Увидимся непременно.
– Удачи тебе, кавалер ван Хорн… и сладких снов в Заветной роще, – Кароль, криво ухмыльнувшись, изобразил рукою прощальное помахивание.
– Мерси, – ответил белокурый асильфи. – Удачи и тебе, – и отвернулся.
– Вероника Андреевна…
– Капитан, – торопливо перебила она, – вам действительно ничего не грозит? Вы не разыгрываете передо мной спектакль, чтобы…
– Вы же говорили, помнится, будто верите теперь всему, что я ни скажу?
– Ну…
– Вот и верьте. Можно вас на два слова?..
Он осторожно взял ее за руку, и сердце у нее ушло в пятки.
Солнце наконец закатилось, и над горизонтом горела лишь одна тусклая алая полоска. Когда капитан, отведя сказочницу в сторону, остановился и отпустил ее руку, разглядеть в темноте лица друг друга было уже невозможно.
Вероника затаила дыхание. Кажется, она больше не боялась того, что он мог сказать…
Он, однако, молчал. Стоял как истукан, словно забыв, зачем ее отзывал. И ей пришлось напомнить:
– Слушаю вас, Кароль…
Капитан шевельнулся, переступил с ноги на ногу. И сказал:
– Давно хотел спросить, да стеснялся при остальных… что же там все-таки вязала Пенелопа, если не коврик?
Вероника открыла рот.
…Какое счастье на самом деле, что он не видел сейчас ее лица! Она не сразу даже смогла собраться с мыслями. Тоже молчала с полминуты, наверное, прежде чем ответить.
– Пенелопа ткала погребальное покрывало, – сдержанно произнесла она наконец. – Для мужа своего, Одиссея. И распускала его, потому что некого было хоронить, а вовсе не для того, чтобы дразнить женихов. Женихи развлекались сами, натягивая Одиссеев лук, – кто натянет, мол, тот и станет новым супругом…
– А, – сказал Кароль. – Чертовски интересно, надо будет перечитать.
Отчаянный авантюрист, краса и гордость квейтанской разведки, вздохнул. И добавил:
– Благодарю.
Вероника подождала еще немного.
– Это все, о чем вы хотели спросить, капитан?
– Ну да… нам пора, пожалуй, – спохватился он вдруг. – Простите, если что не так… я не всегда бываю корректен, возможно, и нагрубил когда…
– Глупости какие, – сердито сказала она. – Я вам тоже грубила и тоже должна попросить прощения…
Он махнул рукой. И неожиданно громко воззвал:
– Себастьян! Всё, забирай меня отсюда!..
Полковник Герьер явился на зов немедленно.
– Целую ручки, – сердечно сказал он Веронике. – Надо поспешать, не то на этот тихий берег, того гляди, нагрянет сам Рон Аннон. Прощайте, сударыня. Ступайте домой и ни о чем не тревожьтесь!
И через мгновенье на «тихом берегу» остались лишь Вероника с Овечкиным да кавалер Антоний ван Хорн…
* * *
– Пора и нам, – Михаил Анатольевич зажег в руке магический «фонарик». – Мы с тобой расстаемся, кавалер?..
Белокурый асильфи коротко вздохнул.
– Нет. Я немного поторопился, сказав полковнику, что сегодня же буду дома. На самом деле необходимо прежде уладить кое-какие дела на Земле, – он покосился на притихшую сказочницу. – Не пугайся, дама Дорэ, к тебе это не имеет отношения. Я просто вынужден вернуться с вами, поскольку у меня нет своего пробивателя, а выбраться из Квейтакки официальным путем нелегко – пока я буду добиваться разрешения, известного питерского режиссера успеют объявить во всесоюзный розыск… Лучше уж пусть родные подождут еще пару дней. Тысячу лет ждали…
Вероника промолчала.
…Человек, которого она знала и любила, исчез. Асильфи Антоний ван Хорн был для нее совершенным незнакомцем. И как бы он ни вел себя по отношению к ней в прошлом, сейчас ей это было почти безразлично. То, чего не простишь другу, постороннему человеку прощаешь легко. Она не сердилась на него. Но, согласитесь сами, если кто-то, пусть даже и ангел, зарекомендует себя подобным образом, продолжать с ним знакомство как-то не хочется. Может быть, потом, позднее, когда все забудется… Дома она еще поплачет по Антону, потерянному навсегда…
