Когда люди приблизились, Егоров узнал человека в шинели. Это был нарком путей сообщения СССР Лазарь Каганович.
– Кто здесь главный? – спросил тот, стоящих на КПП солдат.
– Я, товарищ нарком! – ответил, выступив вперед Егоров. – Старший лейтенант Егоров, командир отдельной разведывательной роты энской дивизии войск НКВД.
– Хорошо, что вы меня узнали, старший лейтенант… – недобро взглянув на Егорова, сказал Каганович. – Я нарком путей сообщения Лазарь Каганович!
Егоров вытянулся по стойке «смирно». Глаза наркома словно буравили его лицо.
– Мне доложили, что вы нарушили заранее согласованный порядок охраны поезда, следующего в Тегеран. – сказал нарком. – Вы отдаете себе отчет в своих действиях?
– Так точно, товарищ нарком, отдаю… – ответил Егоров. – Я докладывал вашему заместителю, что по оперативным данным в городе действует группа опасных немецких диверсантов. Их цель – организация диверсии против поезда с делегацией. Именно этим обстоятельством вызвано усиление охраны станции.
– А почему эти диверсанты до сих пор не ликвидированы? – спросил нарком. – Это входит в ваши прямые обязанности. Ваш командующий, генерал Апполонов, пообещал это сделать товарищу Сталину на заседании Ставки.
Егоров пожал плечами.
– Делается все возможное, товарищ нарком…
Глаза Кагановича скользнули по стоящему рядом с Егоровым Голицыну. Тот был одет в поношенную шинель без погон и ушанку без звездочки.
– А почему у вас посторонние на КПП, товарищ старший лейтенант? – спросил строгим голосом Каганович.
Егоров тоже взглянул на Голицына.
– Это не посторонний, – ответил он. – Этот человек знает диверсантов в лицо и может их опознать.
– Что значит в лицо? – с удивлением, спросил нарком. – Он их видел?
Егоров, поколебавшись, ответил.
– Да, товарищ нарком, он вместе с ними служил в немецкой разведшколе.
Лицо наркома покрылось нездоровой бледностью.
– И вы доверяете этому предателю? – с нотками презрения в голосе, спросил он.
– Он не предатель, товарищ нарком, – ответил Егоров. – Его родители эмигрировали из России после Октябрьской революции, и он родился уже за границей.
– Из бывших значит… – прищуренные глаза Кагановича впились в Голицына.
– Да из бывших… – подтвердил Егоров. – Но наше руководство ему доверяет. Он давно с нами сотрудничает и передал много ценной информации. Не раз при этом рисковал жизнью. Насколько мне известно, немецкое командование заочно приговорило его к смертной казни.
– А я бы его сам к стенке поставил! – с нескрываемой ненавистью, вдруг сказал Каганович. – Яблоко от яблоньки недалеко падает…
На КПП повисло долгое молчание. Лицо Голицына побледнело.
– Это не вам решать, товарищ нарком путей сообщения. – нахмурившись твердо сказал Егоров. – Вот поймаем с помощью товарища Голицына диверсантов, и он полетит обратно в Москву. А там решат, чего он достоин. Но если потребуется, я свое слово тоже скажу.
Вдруг к Егорову подошел радист и знаком дал понять, что его срочно вызывают по рации.
– Извините, товарищ нарком, – сказал Егоров. – Меня срочно вызывает руководство…
САРАТОВ. УПРАВЛЕНИЕ НКВД
Поздно ночью в кабинете дежурного оперативного штаба раздался настойчивый телефонный звонок. Майор Копылов поднял трубку.
– Дежурный слушает! – сказал он, с трудом борясь с одолевающим его сном.
То, что услышал Копылов, заставило его вскочить со стула.
– Повторите еще раз! – почти крикнул он в трубку. – Так, понятно… – Копылов нагнуться над лежащей перед ним картой. – Повторите еще раз, где обнаружили диверсантов? Так… Деревня Строево. Вижу… Это практически рядом со станцией, на которой сейчас стоит поезд Верховного.
Копылов положил трубку на стол и повернулся к, сидящему в углу комнаты, радисту с переносной радиостанцией.
– Срочно свяжитесь со старшим лейтенантом Егоровым! – приказал он ему. – На поле рядом со станцией в районе деревни Строево обнаружены три немецких диверсанта. Его рота находится ближе всего к тому месту. Пусть два взвода оцепят поле и ликвидируют или захватят диверсантов.
– Пятый, пятый… Я первый… – начал скороговоркой говорить в микрофон радист. – Вам срочный приказ. Повторяю… Вам срочный приказ…
ДЕРЕВНЯ СТРОЕВО
Бой у деревни Строево закончился очень быстро. На поле догорали сожженные стога сена, а перед ними валялись три труппа в немецких маскировочных комбинезонах. Внимательно осмотрев их, старший лейтенант Егоров вызвал по рации майора Копылова.
– Товарищ майор, докладываю… Немецкие диверсанты уничтожены! – радостно доложил он.
– Голицын их опознал? – спросил Копылов.
Егоров замялся.
– По описанию диверсанты похожи, – сказал он. – Но Голицын утверждает, что это не они…
– Не они?… – удивленно переспросил Копылов.
– Да, не они… – подтвердил Егоров.
Майор Копылов надолго замолчал.
– Мне звонили из Москвы. – наконец, сказал он. – Каганович пожаловался Верховному на то, что мы используем в работе сомнительные источники информации. Берия приказал проверить Голицына. А ты знаешь, чем такие проверки обычно заканчиваются?
– Наслышан… – тихим голосом ответил Егоров.
– То-то и оно… – вздохнул Копылов. – Ты, кстати, тоже можешь под трибунал попасть. Каганович заявил, что Голицын сам может оказаться диверсантом? А нас он просто ловко за нос водит. А ты поручиться за него хотел!
– Было такое дело… – подтвердил Егоров. – Хотел!
– Так что теперь любая наша ошибка для нас последней может оказаться. – невесело сказал Копылов.
– Но я бы Голицыну все-таки поверил! – убежденно сказал Егоров. – С нами он не за страх, а за совесть сотрудничает. По идейным соображениям. Только не коммунистическим, а патриотическим…
– Тогда получается, у немцев в районе Саратова несколько диверсионных групп действует? – предположил Копылов.
– Вполне возможно… – согласился с ним Егоров. – После бегства Голицына они могли подстраховаться и забросить к нам еще одну группу. Ее то, мы и уничтожили.
– Значит, группа, которую готовил гауптштурмфюрер Мольтке, жива и продолжает действовать.
– Несомненно, товарищ майор… Не исключено, что обнаруженных у деревни Строево диверсантов нам специально подбросили, чтобы нашу бдительность усыпить.
– Тогда слушай приказ, старший лейтенант! – повысив голос, сказал Копылов. – Раздели свою роту на четыре отряда и перекрой ими все железнодорожные переезды. Сам вместе с Голицыным поезжай на семьдесят третий километр. Мне кажется, он самый опасный.
