– Должно быть, это было ужасное зрелище, – с сочувствием сказал молодой человек и закрыл свой блокнот. – Когда вы вернетесь в Англию?
– Только через три недели. В этом нет необходимости, не так ли?
Он поспешно заверил ее:
– О, нет. В данный момент вы ничего не смогли бы сделать. Конечно, когда мы произведем арест…
И на том они расстались.
Потом по почте пришло письмо от мисс Марпл. Почерк был острый, паучий, некоторые слова жирно подчеркнуты.
Благодаря долгой практике миссис Макгилликадди легко его расшифровала. Мисс Марпл написала полный отчет своей подруге, которая проглотила каждое слово с огромным удовлетворением.
Они с Джейн все-таки им показали!
Глава 11
I
– Я просто не могу понять, – сказал Седрик Крэкенторп.
Он прислонился к полуразрушенной стене длинного старого свинарника и уставился на Люси Айлзбэрроу.
– Чего вы не можете понять?
– Что вы здесь делаете.
– Зарабатываю себе на жизнь.
– В качестве прислуги? – пренебрежительным тоном спросил он.
– Вы отстали от жизни, – ответила Люси. – Прислуга… Я помощница по дому, специалист по домашнему хозяйству, подарок судьбы, главным образом – последнее.
– Не может быть, чтобы вам нравилось то, что вам приходится делать, – готовить, убирать постели, жужжать пылесосом и окунать руки по локоть в грязную воду.
Люси рассмеялась.
– Возможно, не всё, но приготовление еды удовлетворяет мои творческие инстинкты, и мне доставляет удовольствие наводить порядок.
– Я постоянно живу среди беспорядка, – сообщил ей Седрик. – И мне это нравится, – с вызовом прибавил он.
– Ваш внешний вид это подтверждает.
– Хозяйство в моем доме на Ибице ведется просто и незатейливо. Три тарелки, две чашки с блюдцами, кровать, стол и пара стульев. Повсюду пыль, пятна краски и осколки камня – помимо живописи, я занимаюсь также скульптурой, – и никому не разрешается ничего трогать. Я не допущу присутствия женщины в доме.
– Ни в каком качестве?
– Что вы имеете в виду?
– Я полагала, что у мужчины с таким художественным вкусом есть любовные отношения.
– Мои любовные отношения, как вы это называете, – это мое личное дело, – с достоинством ответил Седрик. – Чего я не терплю, так это привычку женщин всем руководить и во все вмешиваться!
– Как бы мне хотелось навести порядок в вашем доме, – сказала Люси. – Это было бы сложной задачей!
– У вас не будет такой возможности.
– Наверное, не будет.
Из стены свинарника вывалилось несколько кирпичей. Седрик повернул голову и посмотрел в его заросшую крапивой глубину.
– Дорогая старушка Мадж, – сказал он. – Я хорошо ее помню. Свиноматка самого добродушного нрава и плодовитая мамаша. В последнем приплоде было семнадцать поросят, как я помню. Мы обычно приходили сюда в погожий денек и чесали спину Мадж палочкой. Ей это очень нравилось.
– Почему всему здесь позволили дойти до такого состояния? Ведь дело же не только в войне?
– Вам бы хотелось и здесь навести порядок, верно? Как вы любите во все вмешиваться… Теперь я понимаю, почему именно вы обнаружили труп! Вы не могли оставить в покое даже греко-римский саркофаг… – Он помолчал, потом продолжил: – Нет, дело не только в войне. Дело в моем отце. Что вы о нем думаете, между прочим?
– У меня было мало времени на размышления.
– Не уклоняйтесь от ответа. Он чертовски скуп, а по-моему, еще и немного помешан. Конечно, он ненавидит всех нас, кроме, возможно, Эммы. Это из-за завещания моего деда.
Люси вопросительно взглянула на него.
– Именно мой дед заработал все деньги. На чипсах, крекерах и хрустящих хлебцах. На всех лакомствах к вечернему чаю, а потом, будучи дальновидным человеком, очень рано переключился на сырные палочки и канапе, так что сейчас мы получаем хорошую прибыль от коктейль-вечеринок. Ну, а потом пришло время, когда отец объявил, что его духовные интересы выше чипсов. Он путешествовал по Италии, Балканам и Греции и занимался искусством как любитель. Дедушка был возмущен. Он решил, что мой отец не годится для бизнеса и очень плохо разбирается в искусстве – и был совершенно прав в обоих случаях, – поэтому оставил все деньги в фонде для внуков. Отец получает пожизненный доход с них, но не имеет права тратить капитал. И знаете, что он сделал? Он перестал тратить деньги. Приехал сюда и начал копить. Я полагаю, что к этому моменту он скопил почти такое же состояние, какое оставил дед. А тем временем мы все – Гарольд, я, Альфред и Эмма – не получаем ни пенни из денег деда. Я – художник без всяких средств. Гарольд занялся бизнесом, и сейчас он – известный человек в Сити; это ему достались в наследство способности делать деньги, хотя до меня дошли слухи, что в последнее время дела у него идут неважно. Альфред… ну, Альфреда в нашей семье прозвали Шик-Альфом.
– Почему?
– Как много вы хотите знать! Ответ такой: Альф – паршивая овца нашей семьи. Он пока еще не сидел в тюрьме, но был очень близок к этому. Во время войны он работал в Министерстве снабжения, но довольно внезапно ушел оттуда при неясных обстоятельствах. А после этого было еще несколько сомнительных сделок с консервированными фруктами и неприятности с яйцами… Ничего крупного, всего лишь несколько сомнительных поступков с его стороны.
– Не слишком ли неблагоразумно рассказывать обо всем этом незнакомому человеку?
– А что? Вы полицейская ищейка?
– Возможно.
– Я так не думаю. Вы здесь батрачили до того, как полицейские начали проявлять к нам интерес. Я бы сказал…
Он замолчал, так как в огород вошла его сестра Эмма.
– Привет, Эм! Ты выглядишь очень расстроенной.
– Так и есть. Я хочу поговорить с тобой, Седрик.
– Мне нужно вернуться в дом, – тактично сказала Люси.
– Не уходите, – попросил Седрик. – Убийство сделало вас практически членом нашей семьи.
– У меня еще много дел, – возразила Люси. – Я только вышла нарвать петрушки.
Она поспешно удалилась в сторону огорода. Седрик следил за нею взглядом.
– Красивая девушка, – сказал он. – Кто она в действительности?
– О, она очень хорошо известна, – ответила Эмма. – Она специализируется на подобных вещах. Но оставим Люси Айлзбэрроу, Седрик. Я ужасно встревожена. Очевидно, полицейские считают, что покойница была иностранкой, возможно, француженкой. Седрик, ты не думаешь, что это может быть Мартина?
II
Несколько мгновений Седрик смотрел на нее непонимающим взглядом.
