– Благодарю вас, мисс Симмонс, – вздохнул он. – Я пойду побеседую с Мици.
Краддок с Флетчером застали Мици на кухне. Она раскатывала тесто для печенья и встретила их настороженно. Черные волосы лезли ей в глаза, лицо было угрюмо, а темно-красный свитер и ярко-зеленая юбка некрасиво обтягивали расплывшуюся, бесформенную фигуру.
– Почему вы входить на мой кухня, мистер полицай? Вы из полиции, так? Везде, везде преследования! Говорят, Англия другой, но нет, тот же самый. Я знаю, вы приходил мучить меня, заставлять говорить, но я молчать, слышите? Молчать! Можете снимать мои ногти, подносить горящий спичка к моя кожа, можете делать меня еще более ужасно, но я не буду сказать ничего. Я ничего не говорить! Можете посылать меня назад в концентрационная лагеря, я все равно…
Краддок задумчиво посмотрел на нее, выбирая тактику. Потом со вздохом сказал:
– Ладно, надевай шляпу, пальто, и пошли.
– Что вы сказать? – испуганно вскинулась Мици.
– Надевай шляпу, пальто, и пошли. Я не захватил с собой машинки для сдирания ногтей и прочих пыточных агрегатов. Они в отделении. У вас есть наручники, Флетчер?
– Сэр! – с чувством явной благодарности воскликнул сержант.
– Но я не хотеть ходить с вас! – в ужасе отпрянув, взвизгнула Мици.
– Тогда ты будешь вежливо отвечать на вежливо заданные вопросы. Если хочешь, мы пригласим адвоката.
– Юристы? Мици не любить юристы. Мици не хотеть юристы! – Служанка отложила скалку в сторону, вытерла руки об одежду и села на стул. – Что вы хотеть узнать?
– Расскажи о вчерашнем вечере.
– Вы сам хорошо знать.
– Я хочу услышать от тебя.
– Я пытаться уйти. Она вам это сказать? Когда я видеть, что в та газета говорят об убийство, я хотел уходить. Она не разрешать. Она очень жестокий, ей все плевать. Она сделать меня оставаться. Но я знала, что будет. Знала, что меня убивать.
– Но тебя же не убили.
– Нет, – неохотно признала Мици.
– Хорошо. Теперь расскажи, что произошло.
– Я была очень нервный. О, я была такой нервный! Весь вечер. Я слушиваться. Около меня ходить разный люди. Один раз мне казаться, кто-то крался в холл… но это только миссис Хаймес вошла в черный дверь, чтобы не делать грязный главная лестница, так она объяснять. Очень ей важно! Она сама наци, этот ее белый волос, синие глаза, такая выше все, смотрит на меня как на грязный… грязный…
– Бог с ней, с миссис Хаймес!
– Кто, она думает, она есть? Может, она учиться дорогой университет, как я? Может, она иметь диплома экономист? Нет, она просто наемный рабочий. Копать земля и косить трава, и каждая суббота ей платить столько денег! Как она может называться леди?
– Я же сказал: бог с ней! Давай дальше.
– Я брать шерри, стаканы и маленькое печенье, которое готовить днем, очень вкусный, и ходить гостиная. Звонить дверь, я ходить открывать… Потом еще ходить, и еще. Я все открывать и открывать. Очень унизительный занятия, но я его делать. Потом возвращаться чулан и начинать чистить серебро, я думала, это удобно, потому что, когда приходить убивать, я буду иметь нож для туша, очень острый и очень большой.
– Ты весьма предусмотрительна.
– А потом вдруг я слушать, как стреляли. Я думала: это случилось. И начала бежать столовой. Эта другая дверь, ее нельзя открывать. Я стояла, слушивалась, и тогда был третий выстрел, и тяжелая шум здесь, в холле. Я вертеть ручка дверь, но ее запирать с та сторона. Я… как это… в мышеловка. Я чуть с ума не сходить. Я кричать, кричать и бить дверь. Потом в конец ее открывать и давать меня выходить. Я приносить свечи, много свечи… потом свет зажигали, и я видела кровь… кровь! Ай! Я не первый раз видеть кровь. Мой маленький брат… я видеть, как его убивали… я видеть кровь на улица… людей застрелять, они умирать… Я…
– Все ясно, – прервал ее инспектор Краддок. – Большое спасибо.
– А теперь, – с пафосом продолжила Мици, – можете меня арестовать и носить тюрьма.
– Не сегодня, – сказал Краддок.
Когда Краддок с Флетчером шли через холл к выходу, парадная дверь распахнулась, и они чуть не налетели на высокого красивого юношу.
– Легавые! Чтоб мне пусто было! – воскликнул он.
– Мистер Патрик Симмонс?
– Так точно, инспектор. Вы ведь инспектор, а он сержант, да?
– Совершенно верно, мистер Симмонс. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Я невиновен, инспектор. Клянусь, невиновен!
– Не валяйте дурака, мистер Симмонс. У меня нет времени, мне еще нужно поговорить с кучей народу. Что это за комната? Мы можем тут посидеть?
– Это кабинет, но здесь никто не работает.
– А мне говорили, вы на занятиях, – протянул Краддок.
– Я понял, что не могу сосредоточиться на математике, и вернулся домой.
Инспектор держался официально: потребовал, чтобы Патрик назвал свое полное имя и возраст, сообщил об отношении к военной службе.
– А теперь, мистер Симмонс, пожалуйста, опишите вчерашний вечер.
– Мы заклали упитанного тельца. Я хочу сказать, Мици самолично изготовила мятные печенья, а тетя Летти откупорила новую бутылочку шерри…
– Новую? – прервал его Креддок. – А что, была старая?
– Да. Целых полбутылки. Но тете Летти эта чем-то не приглянулась.
– Она нервничала?
– Да не больно-то. Она весьма рассудительная женщина. Это старуха Банни всех взвинтила – весь день каркала.
– Значит, мисс Баннер действительно обуревали дурные предчувствия?
– Да, она здорово помотала нам нервы.
– Мисс Баннер восприняла объявление всерьез?
– Еще как всерьез! До смерти перепугалась!
– Мисс Блэклок поначалу заподозрила вас в причастности к публикации объявления. Почему?
– А меня тут всегда обвиняют во всех смертных грехах!
– Вы хотите сказать, что непричастны к публикации объявления?
– Я? Да ни с какого бока!
– И вы никогда прежде не видели Руди Шерца, не общались с ним?
– Нет.
– Но подобные шутки в вашем духе, не так ли?
– Кто вам сказал? Все из-за того, что меня дернул однажды черт подложить Банни в постель яблочный пирог. А потом я еще послал Мици открытку, в которой написал: «Осторожно! Гестапо напало на ваш след!»
– Расскажите о случившемся.
– Когда я вышел в маленькую комнату, чтобы принести шерри, вдруг погас свет. Я обернулся и увидел в дверях какого-то типа. Он рявкнул: «А ну руки вверх!» Все разохались, развопились, а я стоял и прикидывал, как бы половчее сбить его с ног. Но он вдруг принялся палить из пистолета, а потом повалился на пол; фонарь упал, и опять стало темно. Тут полковник Истербрук начал драть свою луженую глотку: «Свет! Свет!..» А где я ему возьму свет? Разве моя зажигалка долго протянет? Эти проклятые новинки – сплошное надувательство.
