– Спасибо, мисс Эллис.
Секретарша выскользнула из кабинета.
– Все это я ясно помню, – сказал Гарольд. – Я поехал в «Сотбис» после полудня, но те вещи, ради которых я ехал, стоили слишком дорого. Затем выпил чаю в маленьком кафе на Джермин-стрит, – кажется, оно называется «Расселз». Зашел на полчаса или около того в кинотеатр документальных фильмов, потом поехал домой. Я живу на Кардиган-гарденз, сорок три. Обед в клубе «Кейтеринг» состоялся в семь тридцать; после него я вернулся домой и лег спать. Думаю, я дал ответ на ваши вопросы.
– Все совершенно ясно, мистер Крэкенторп. В котором часу вы вернулись домой, чтобы переодеться?
– Не помню точно. Вскоре после шести часов, я думаю.
– А после обеда?
– Было, по-моему, половина двенадцатого, когда я вернулся домой.
– Вас впустил ваш слуга? Или, возможно, леди Элис Крэкенторп…
– Моя жена, леди Элис, находится за границей. На юге Франции, она там с начала декабря. Я открыл дверь своим ключом.
– Значит, нет никого, кто мог бы подтвердить, что вы вернулись домой именно в это время?
Гарольд холодно посмотрел на него.
– Очевидно, слуги слышали, как я пришел. Это муж и жена. Но, инспектор, в самом деле…
– Прошу вас, мистер Крэкенторп, я понимаю, что такие вопросы вызывают раздражение, но я уже почти закончил. У вас есть автомобиль?
– Да, «Хамбер Хок».
– Вы сами его водите?
– Да, я не слишком часто им пользуюсь, только по выходным. Водить автомобиль в Лондоне почти невозможно в наше время.
– Полагаю, вы пользуетесь им, когда едете навестить вашего отца и сестру в Брэкхэмптоне?
– Если только собираюсь остаться там на некоторое время. Если еду только на ночь – как, например, недавно на дознание, – я всегда еду поездом. Железная дорога работает отлично, и это гораздо быстрее, чем на машине. Сестра нанимает автомобиль, который встречает меня на станции.
– Где вы держите свою машину?
– Я снимаю гараж в Мьюз, за Кардиган-гарденз. Есть еще вопросы?
– Думаю, пока это все, – ответил инспектор Крэддок, улыбнулся и встал. – Мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить.
Когда они вышли на улицу, сержант Уэтеролл, человек, живущий в состоянии мрачной подозрительности ко всем и ко всему, многозначительно заметил:
– Ему эти вопросы не понравились, совсем не понравились. Они вывели его из себя.
– Если вы не совершали убийства, вас, естественно, раздражает, что кто-то думает, будто вы его совершили, – мягко возразил инспектор Крэддок. – Это должно особенно раздражать такого суперреспектабельного человека, как Гарольд Крэкенторп. В этом нет ничего странного. Теперь нам надо выяснить, видел ли кто-нибудь его на аукционе в тот день, и то же относительно кафе. Он мог легко поехать поездом в четыре сорок три, вытолкнуть женщину из поезда и успеть на обратный поезд в Лондон, чтобы явиться вовремя на обед. Таким же образом он мог в ту ночь поехать на своей машине, перенести тело в саркофаг и уехать обратно. Наведите справки в Мьюз.
– Есть, сэр. Вы считаете, что именно так он и сделал?
– Откуда мне знать? – спросил инспектор Крэддок. – Он высокий темноволосый мужчина. Он мог быть в том поезде. И у него есть связь с Ратерфорд-холлом. Он является возможным подозреваемым по данному делу. А теперь – к его брату Альфреду.
II
У Альфреда Крэкенторпа была квартира в Уэст-Хэмпстеде, в большом современном доме из тех, что строились на скорую руку, с большим внутренним двором, где владельцы квартир ставили свои автомобили, не думая о других жильцах.
Квартира была оборудована современной встроенной мебелью и явно сдавалась с обстановкой. Там стоял длинный стол из фанеры, откидывающийся от стены, кушетка и различные стулья невероятных пропорций.
Альфред Крэкенторп встретил их с очаровательным дружелюбием, но инспектору показалось, что он нервничает.
– Я заинтригован, – сказал он. – Можно предложить вам выпить, инспектор Крэддок? – И он поднял несколько бутылок приглашающим жестом.
– Нет, благодарю вас, мистер Крэкенторп.
– Все настолько плохо?
Он рассмеялся собственной шутке, потом спросил, в чем дело. Инспектор Крэддок произнес свою небольшую речь.
– Что я делал во второй половине дня и вечером двадцатого декабря? Откуда мне знать? Это же было… сколько… три недели назад?
– Ваш брат Гарольд смог точно нам об этом рассказать.
– Брат Гарольд – возможно. Но не брат Альфред. – Он прибавил с каким-то оттенком недоброжелательности, а возможно, легкой зависти: – Гарольд – успешный член нашей семьи – деловой, полезный, дел по горло; у него есть время на все, и все в свое время. Даже если бы он совершил… скажем, убийство, оно было бы тщательно рассчитано по времени.
– У вас есть какая-то причина привести такой пример?
– О нет. Это просто пришло мне в голову – как самый абсурдный пример.
– Перейдем к вам.
Альфред развел руками:
– Как я вам уже сказал, я не запоминаю время и место. Если бы вы спросили про первый день Рождества, тогда я бы мог вам ответить: есть гвоздик, на который его можно повесить. Я знаю, где был на Рождество. Мы проводим его у отца в Брэкхэмптоне. Сам не понимаю почему. Он ворчит по поводу расходов на нас – и ворчал бы, что мы не приезжаем к нему, если бы мы не приехали. Мы делаем это ради сестры.
– А в этом году приезжали?
– Да.
– Но, к несчастью, ваш отец заболел, не так ли?
Крэддок нарочно затронул эту второстепенную тему, руководствуясь каким-то инстинктом, который часто помогал ему в его профессии.
– Он заболел. Питался, как воробей, в своем славном стремлении к экономии, а тут вдруг наелся и напился до отвала, и это на него плохо подействовало.
– Причина была только в этом?
– Конечно. В чем еще?
– Как я понял, доктор был… встревожен.
– О, старина Куимпер… – Альфред заговорил быстро и с упреком: – Не нужно его слушать, инспектор. Он из породы паникеров, худший из них.
– Неужели? Мне он показался весьма разумным.
– Он круглый дурак. Отец никакой не инвалид, его сердце в полном порядке, но он полностью доверяет Куимперу. Естественно, когда отец и в самом деле заболел, он поднял ужасный шум, заставил Куимпера бегать к нему то и дело, задавать вопросы, рассматривать все, что он ест и пьет… Все это просто смешно! – Альфред говорил с необычной горячностью.
Крэддок пару мгновений молчал, и это возымело нужное действие. Альфред засуетился, бросил на него быстрый взгляд, потом капризно произнес:
