Он посмотрел на нее сверху вниз, и ресницы ее затрепетали. Она отложила лепешку, которую держала левой рукой, и слегка пригладила волосы. Машинально, по-женски. Просто потому, что в комнате появился видный мужчина. Низким, бархатным голосом она сказала:
– Сядьте рядом, Ланс. – Она налила ему чашку чаю. – Я очень рада, что вы приехали. Нам так нужен еще один мужчина в доме.
– Я готов оказать любую посильную помощь, – предложил Ланс.
– Вы уже знаете… впрочем, наверное, еще нет… в доме была полиция. Они считают… они считают… – Она не договорила и надрывно вскрикнула: – О-о, как это ужасно! Ужасно!
– Я все знаю. – Голос Ланса звучал строго, но с сочувствием. – Они встретили меня в аэропорту.
– Полиция?
– Да.
– И что сказали?
– Ну, – Ланс развел руками, как бы не желая вдаваться в подробности, – объяснили, что произошло.
– Его отравили, – проговорила Адель, – вот что они считают и не скрывают этого. И отравление не пищевое. Не пищевое, а вполне умышленное, его отравил кто-то. И мне кажется, правда-правда, что они подозревают кого-то из нас.
Ланс вдруг одарил ее быстрой улыбкой.
– Пусть об этом голова болит у них, – успокоил ее он. – А вам зачем беспокоиться? Но какой умопомрачительный чай! Настоящего английского чая давно не доводилось отведать.
Вскоре его настроение передалось окружающим.
Адель неожиданно спросила:
– А ваша жена… разве вы не женаты, Ланс?
– Женат. Жена сейчас в Лондоне.
– Но может быть… вам лучше привезти ее сюда?
– Посмотрим, время есть, – уклонился от прямого ответа Ланс. – Вообще-то Пэт… ей хорошо и в гостинице.
– Но ты не думаешь, – вдруг вмешалась Элейн, – что… ты же не считаешь…
– Какой роскошный шоколадный пирог, – перебил ее Ланс. – Придется попробовать. – Отрезав кусочек, он спросил: – А тетушка Эффи еще жива?
– Да, Ланс, жива. Она ест у себя в комнате и вообще к нам не спускается, но чувствует себя сносно. Только странная какая-то стала.
– Она всегда была странная, – заметил Ланс. – Пожалуй, после чая я к ней поднимусь.
– В ее возрасте, – пробормотала Дженнифер Фортескью, – ей бы самое время перебраться в какое-нибудь заведение. Где за ней будут как следует ухаживать.
– Помоги, господи, любому заведению для престарелых дам, которое даст приют тетушке Эффи, – шутливо произнес Ланс. Потом добавил: – А кто мне открыл дверь? Этакая якобы застенчивая скромница?
Адель удивилась:
– Разве вам открыл не Крамп? Дворецкий? Ах да, я забыла. Он сегодня выходной. Но про Глэдис не скажешь…
– Голубые глаза, – взялся описывать Ланс, – пробор посредине, ангельский голосок, тихоня тихоней. Ну а что за всем этим скрывается, лучше не говорить.
– Это, – догадалась Дженнифер, – Мэри Доув.
– Она у нас вроде домоправительницы, – пояснила Элейн.
– Особенно сейчас.
– Хозяйство она ведет неплохо, – заметила Адель.
– Да, – задумчиво согласился Ланс. – Судя по ее виду, так оно и есть.
– Но она еще тем хороша, – добавила Дженнифер, – что знает свое место. Не берет на себя больше, чем ей положено.
– Благоразумная голубка Мэри, – заключил Ланс и отрезал себе еще кусочек шоколадного пирога.
Глава 12
I
– Значит, ты снова объявился, как фальшивая монета, – сказала мисс Рэмсботтом.
Ланс осклабился в улыбке.
– Ваша правда, тетушка Эффи.
Мисс Рэмсботтом неодобрительно фыркнула.
– Нечего сказать, подходящее выбрал времечко. Твоего отца вчера убили, по дому шастает полиция и всюду сует нос, даже залезает в мусорные ящики. Я сама из окна видела.
Она умолкла, снова фыркнула и спросила:
– Ты привез с собой жену?
– Нет. Пэт я оставил в Лондоне.
– Разумно. На твоем месте я поступила бы так же. Мало ли что может приключиться.
– С ней? С Пэт?
– С кем угодно, – отрезала мисс Рэмсботтом.
Ланс Фортескью задумчиво посмотрел на нее.
– Вам что-то известно, тетушка Эффи? – спросил он.
Мисс Рэмсботтом не стала отвечать прямо.
– Вчера ко мне с расспросами приходил инспектор. Ну, много он из меня не вытряс. Но он совсем не такой дурак, каким прикидывается, далеко не дурак. – Вдруг она вознегодовала: – Что бы сказал твой дед, узнай он, что в доме была полиция, – несчастный перевернулся бы в гробу! Ведь он всю жизнь был членом «Плимутской братии», сектантом до мозга костей. Помню, какой он шум поднял, когда узнал, что я по вечерам хожу в англиканскую церковь! А ведь в этом по сравнению с убийством ничего дурного нет.
Обычно Ланс отвечал на подобные тирады улыбкой, но сейчас его удлиненное, обрамленное темными волосами лицо оставалось серьезным. Он сказал:
– Тетушка, меня ведь долго не было, я много чего не знаю. Что здесь вообще происходит?
Мисс Рэмсботтом подняла глаза к небу.
– Деяниями господними тут и не пахнет, – твердо сказала она.
– Да, да, тетушка Эффи, других слов я от тебя и не ждал. Но с чего полицейским взбрело в голову, что папу убили здесь, в этом доме?
– Прелюбодеяние – это одно, а убийство – совсем другое, – заявила мисс Рэмсботтом. – Не хотелось бы подозревать ее, нет, не хотелось бы.
Ланс насторожился.
– Адель? – спросил он.
– Роток на замок, – отказалась отвечать мисс Рэмсботтом.
– Ну, тетушка, что вы, право, – стал уговаривать Ланс. – Поговорка эта хорошая, но она ровным счетом ничего не значит. У Адель есть кавалер, да? И вместе они подсыпали отцу в утренний чай белены? Такой, что ли, расклад?
– Не думаю, что это подходящая тема для шуток.
– Да я особенно и не шутил.
– Одно могу тебе сказать, – внезапно раздобрилась мисс Рэмсботтом. – Этой девице что-то известно, точно знаю.
– Какой девице? – удивился Ланс.
– Той, что шмыгает носом, – объявила мисс Рэмсботтом. – Той, что должна была принести мне чай, да не принесла. Умотала куда-то без спроса, так мне сказали. Не удивлюсь, если она побежала в полицию. Кто открыл тебе дверь?
– Некто Мэри Доув. Из тех, кто мягко стелет. Это она, по-вашему, побежала в полицию?
– Эта в полицию не побежит, – возразила мисс Рэмсботтом. – Нет… я про дуреху горничную. Целый день прыгает и извивается, как на угольях. «Что это с тобой? – спрашиваю. – Или совесть нечиста?» А она: «Я ничего не делала… в жизни такой грех на душу не взяла бы». – «Надеюсь, – говорю, – что не взяла бы, но ведь ты вся извелась, я же вижу». Тут она давай сопеть, я, мол, никому зла не желаю, а это все вышло по ошибке. Тогда я ей говорю: «Вот что, девочка, открой правду, и ты посрамишь дьявола». Так и сказала. «Иди, – говорю, – в полицию и все им расскажи как на духу, потому что скрывать правду, хоть и неприятную, – ничего хорошего не будет». Тут она совсем начала плести чушь: как же она пойдет в полицию, да они ей нипочем не поверят, и вообще, что она им скажет? Под конец говорит: я вообще знать ничего не знаю.
