– Спасибо на добром слове, твоё высочество, – морщусь я. О подобной перспективочке и думать не хочется. От подобных экстраполяций плакать тянет…
– Суровая реальность Акыра, что ж поделаешь, – сочувственным тоном произносит царевич Никодим, – раз уж занесло вас ненароком прямёхонько в зубы к коллекционерам, то навряд ли поспели б вы удрать…
– Послушай, твоё высочество, а откуда ты всё узнаёшь? – закономерно интересуюсь я. – Разве ж с этих глухонемых чурбанов прислужников информацию выжмешь? Мы, потомки восточных славян, человеки находчивые, однако же не боги…
– Ты прав, милсдарь, из этих – не выжмешь. Но шаман – не глухонемой. И питает ко мне особую слабость. Такую сильную, прошу прощенья за низкопробный каламбур, что нарушает традицию и является пообщаться. Гордится мною, как пиком своей карьеры. И много чего разбалтывает, если не в лоб спросить, а этак между делом полюбопытствовать…
– Коль уж ты, твоё высочество, столь информированная персона, то… – я на мгновенье запинаюсь, чтобы мысленно правильно сформулировать вопрос, – …не слыхал ты чего случАем о важных птицах… звиняй и ты за низкопробный каламбур, но я толкую не о шэгерь… птицах вроде тебя, важных, типа наследниках престола?
– Даже встречался, – кивает Романов и вновь наливает, высоко запрокинув кувшин.
Похоже, четвёртую ёмкость прикончили. Ежели продолжим аналогичными темпами, то вскорости он меня перепьёт. Силён старикан. Что да, то да. Настоящий восславянин!
– …Такоже и короли попадаются, и королевы, и даже императрицы… имел честь быть представлен Её Величеству Зинолойе Девяностой, владетельнице Шинригайтарда Бршш… Не спрашивай, где сие владение расположено, сам не ведаю. Явно не в наших ОПэ… возможно, и пределы огдыбиков не единственные, окромя наших… Да уж, и наследники попадались. Помню как сейчас, с одной премилой цесаревной мы с четверть года в одной коллекции пробылИ, и наше счастье, что при всём внешнем сходстве, почти идентичности строения, наши биовиды генетически несовместимы. Наверняка бы до новодела добылИсь мы с нею…
– Ну разве что если внешне почти идентичны, – соглашаюсь я. Похоже, с увеличением срока моего пребывания в «экземплярах» – я и не на такое соглашусь! С голодухи и бабка – молодуха…
– Я вообще человек общительный, и мужчина был хоть куда, в своё время. – Сообщает мне царевич Никодим. А то я не вижу будто! – Но вот с одним равным мне по родовитости цесаревичем как—то не сложились отношения… Жалко мне было мальчишку, но даже меня, признаться, вывел он из себя…
– Что за фрукт? – интересуюсь, а у самого – ушки на макушку!
– Да Ванюшка Стюартов, – говорит царевич, и мои ушки разрастаются во всю макушку, множась и плодясь, – экскалибурский наследник. Джона—старшего, родителя евойного чернь повесила, слыхал я от одного экскалибурского барона из коллекции клана Онгаа… Революция у них там приключилась в этом самом Экскалибуре, не спрашивай, где таков, не ведаю. И остался мальчик сиротою, а тут ещё кто—то из акырских шаманов его нащупал. Детишек крыланы особо ценят, выхваченных, у них насчёт них какие—то дьявольские планы перевоспитания… Но с наследником экскалибурским у них промашка вышла, милсдарь Убойко. Когда меня с ним свела обменная судьба в одной коллекции, было ему на вид годов двенадцать от роду, и настолько нестерпимого существа давненько не встречалось мне. В коллекциях разные типажи попадаются, и конфликтов не счесть, чем только ни спровоцированных… однако же почти все экземпляры рано ль, поздно ль, но соображают, что не стоит плевать на светское общество, ибо если оно на тебя плюнет, ты утонешь. Сиречь – тебе объявят бойкот, и останешься ты сам себе единоособный высший свет, а в тюрьме хуже одиночки наказания нет.
«Это да! – думаю я. – Особенно для узника, страдающего особой формой клаустрофобии: „синдромом безвыходности“. Помнится, ещё на почтовике я охреневал, чуть с ума не сошёл. Страха замкнутого пространства как такового не было, но я задыхался из—за того, что был лишён возможности выйти за борт по собственной воле. Объяснил я себе эти приступы следствием стэпной ментальности, настроенной на пространства, открытые до горизонта. Но не всё так просто… Позднее, на освоякских корытах, я уже справился с собой, и приступов удушья больше не испытывал. Покамест – не угодил в эту клятую пещеру, прямым курсом в задницу к дхорру проследовав… тика—а—ать, тика—а—ать!.. Сдохну я тут, ей—ей. Или с тоски, или коллекционеры прибьют. Я ж не угомонюсь, я ж их достану до мозга костей пяток, или шпор, что у них там есть. Терпеть и ждать – не для моей натуры… И чревато сие, ох чревато! Любой металл рано или поздно ломается, что уж говорить о человеках… Лично мне седобородым смирившимся ветераном становиться ну никак не жаждется, не в обиду царевичу Никодиму будь сказано. Пунганки, может, и не самая ужасающая перспективочка, но от их писка и повизгивания меня вытошнит. Мне больше по душе… да хотя бы смех Шоколадки. Вибрирующий, волнующий, интимный, я бы сказал, смех, у меня от него аж сердчишко млеет, хотя она, глупенькая, и не догадывается, поди, какое неотразимое впечатленье на нас, кобелей, производит… И подать себя умеет, осознанно или нет, однако – прекрасно соображает, как. Помню, как—то явилась на традиционный общий ужин в одной полупрозрачной рубашонке и с ярко—алым эластичным кольцом на бедре. Этакий кокетливый намёк на присутствие чулка… Так у меня, Кэпа Йо и Янычара едва самопроизвольные извержения не случились. И у Тити наверняка язычок встал. Кажется, даже у Турбо на мгновенье что—то сверкающее в узких глазках промелькнуло. Лучше б Номи к столу голая совсем заявилась… Не—ет, надо ниндзялогией какой—нибудь овладевать, и тикать отсюдова, тика—ать…»
– Как гласит девиз «Тен Анлимитед Ньюс»: «Частная собственность не цель, а средство передвижения», – несколько не в тему, но сообразно думам своим скорбным, глубокомысленно изрекаю я товарищу по несчастью, – твоё высочество, как гадаешь, из этой аристократической задницы наружу пробраться можно?
– Конкретно из этой пещеры выход мне ведом. В глобальном же смысле, прочь с Акыра, увы… и ах—х. – Романов вздыхает и достаёт из—под стола пятый кувшин. – Милсдарь Убойко, а чей же родовой девиз ты изволил процитировать?
– Сетевой газеты вольных торговцев, – объясняю я. – Мы его обычно перефразируем. «Волка ноги кормят». А скажи—ка мне, твоё высочество, не обременю ль я тебя просьбой указать мне выхо…
В эту секунду нашу светскую беседу прерывает появление троих Личных Слуг. Так они в акырских кланах зовутся официально, а на самом деле – надсмотрщики они наши. Причём в прямом смысле смотрщики – слышать—то нас не могут. И говорить с нами не могут; потому один из вертухаев, которого царевич именует Дворецким, подваливает ко мне, бесцеремонно хватает за руку и вознамеривается уволочь. Ясный пень, такого простонародного обращения я не люблю, и пихаю «слугу» в грудину, да так, что он едва не грохается на пол пещеры.
– Ну ты, стервятник недоделанный, – угрожающе произношу, – ты лапокрылы свои не больно—то протягивай. Не то протянешь ноги, которых у тебя нет, но я предварительно приделаю, не переживай.
Он меня, само собой, не слышит. Но выражение моего лица ему и без слов всё рассказало в деталях и нюансах. Уж в чём—чём, а в физиогномике существ различных рас тюремщики наши глухонемые разбираются. Вынуждены. Потому Дворецкий крылышки боле не протягивает, отползает и жестом выразительно указует: на выход, мол, давай—давай.
