В эти дни в полк пришла приятная весть: за боевые заслуги перед Родиной, за овладение городом и железнодорожным узлом Волноваха дивизии присвоено почетное наименование «Волновахской» и она награждена орденом Красного Знамени.
24 октября мы снялись из Большого и Малого Токмаков, походным маршем проследовали Пятихатку, освобожденную нашими войсками неделю назад, и вышли на подступы к городу Орлянску — сильному опорному пункту врага на реке Молочной. Бои за Орлянск были тяжелыми и затяжными. Потери мы понесли большие. Только в моей батарее вышли из строя сразу два командира взвода из трех — лейтенанты Ромадин и Мостовой. На командование одним взводом пришлось вернуть старшего сержанта Рыбалкина, а другой взвод поручить старшине Жерлицыну.
Нашу дивизию и весь 5-й гвардейский казачий кавалерийский корпус командование фронта ввело в орлянский прорыв. Теперь мы вырывались на степные просторы Северной Таврии. Северная Таврия — это безоглядная равнинная степь. Здесь мало дорог и редки населенные пункты. Сплошной обороны противника в степях не было. Мы шли стремительным, форсированным маршем. Путь нашего полка лежал через большое село Маячки на Асканию-Нову и Чаплинку.
Аскания-Нова — заповедник мирового значения. В нем сохранялись и разводились редкие копытные животные из дикой природы, которых не только в нашей стране, но и на всей земле осталось немного. Перед нами ставилась задача: спасти уникальный заповедник от разорения, ограбления и уничтожения фашистами. И другая — перерезать шоссейную дорогу, идущую через Каховку в Крым. Затем, при удачном развитии событий, продолжить рейд, выйти в низовье Днепра и, заняв город Цюрупинск, лишить противника последней железнодорожной магистрали, связывающей его с Крымом: Херсон — Джанкой. Этой операцией завершалось очищение левобережья Днепра на всем его протяжении и полностью блокировался с суши Крым, все еще занятый противником.
Асканию-Нову и Чаплинку мы заняли без особого труда. На вражеские гарнизоны свалились внезапно. Долго здесь тоже не задержались. Сдав их подошедшим стрелковым частям, сами продолжали рейд. При своем движении по Северной Таврии мы обходили сильные очаги сопротивления противника, оставляя их у себя за спиной и зная, что гарнизонам этих опорных пунктов держаться недолго. За нами шла «царица полей» пехота. У нас же, конников, происходили мелкие стычки с небольшими группами противника, разведчики вели беспрерывный поиск.
О полковых разведчиках, их смелости, смекалке и находчивости стоит сказать особое слово. Отпетые головушки! Особым словом о них, наиболее выразительным, как мне кажется, будет рассказ о некоторых эпизодах боевой жизни этих людей, которым сам черт не брат и не сват.
Казак-разведчик со смешной фамилией Дырочка в бою за хутор Надежный сберег командира дивизии и командира полка. Генерал Сланов и подполковник Беленко, остановив машину на пригорке недалеко от хутора, наблюдали за конной казачьей атакой. Командиры настолько увлеклись, что не заметили, как из середины хутора, из переулка вынырнула грузовая автомашина, битком набитая удиравшими гитлеровцами. Охрана командира дивизии тоже рты разинула. Гитлеровцы, объехав машину генерала, открыли по ней автоматный огонь. И плохо, пожалуй, кончилось бы, не подскочи в эти считаные секунды разведчик Дырочка. Он соскользнул с коня, кинул на капот генеральской машины ручной пулемет и ударил по немцам. Машина резко вильнула, на всем ходу влетела в глубокий кювет, перевернулась. В кювете под машиной оказалось девять убитых и одиннадцать раненых и искалеченных гитлеровцев.
…К хутору Черненьки разведчики подъехали вечером со стороны огородов. У плетня спешились. Прокрались к крайней хате и узнали, что в хуторе есть немцы. На чьем подворье, — разведчикам указали. Огородами подобрались к тому подворью. Там стояло три бронетранспортера. Возле них копошились гитлеровцы. Лавриненко кинул пару гранат. Дырочка хлестнул из пулемета. Афронин поддержал автоматным огнем. Немцы не приняли боя. На двух транспортерах им удалось укатить. На подворье остались пять мертвых штабных работников, один бронетранспортер и две подводы с погруженными на них сейфами с картами, штабными документами, пишущая машинка, а за околицей хутора — склад с продовольствием и оружием. Охрана склада после первых выстрелов разбежалась.
Примерно такой же случай произошел в другом населенном пункте, где стояли румыны. Едва разведчики открыли пулеметно-автоматный огонь, как румыны, побросав машины с продуктами и боеприпасами, три пулемета и полевую кухню, живо умотали.
Еще задолго до подхода к Цюрупинску на степных дорогах мы натыкались на брошенные отходящими войсками противника исправные, но без горючего автомашины, трактора с тележками, тягачи с пушками на крюке, повозки и фургоны, запряженные лошадьми или волами и полные всякого военного имущества: боеприпасов, обмундирования, снаряжения, оружия.
Все это чаще всего бросали румынские солдаты. Нередко, убегая от натиска русского солдата, они даже бросали своих раненых. Ненадежное это, слабое воинство. Видимо, потому и бросали немцы в наступление румын силою оружия, а при неустойчивости их расстреливали.
Войска румын были слабо вооружены и слабо подготовлены. Моральный дух солдат низок. Да и от чего он должен быть высоким? Нищий, забитый, неграмотный румынский крестьянин по воле своих правителей — прислужников Гитлера — оказался одетым в солдатскую шинель. Ему сунули в руки оружие и сказали: «Иди, завоевывай великую Россию». А не спросили: нужна ли крестьянину, извечному земледельцу, садоводу и овощеводу, эта «великая».
…Полковой комендантский взвод двигался в село Брилевку. А навстречу ему из Брилевки шел длинный обоз в несколько десятков телег и фургонов, набитых всяким барахлом.
— Что за цыганский табор? — спросил командир взвода старшина Овчинников.
— Дай-ка по этому «табору» пару горяченьких, — сказал старшине помощник начальника штаба Моргунов, едущий со взводом.
Старшина развернул пулеметную тачанку и дал по обозу две очереди. Ответных выстрелов не последовало. Взвод подъехал к остановившемуся обозу. У телег и фургонов стояли солдаты с поднятыми руками. «Табор» был возвращен в Брилевку.
Недалеко от той же Брилевки располагался небольшой хутор. Было видно, что этот хуторок посещают чьи-то автомашины. Командир 3-го эскадрона послал туда казака Чиниваева узнать, что там за люди и что там они делают. Казак Чиниваев, подъехав к хутору, увидел, что за одной из хат стоит грузовая машина и в нее грузятся какие-то люди. А подъехав ближе, он увидел, что это румынские солдаты. Делать нечего, возвращаться нельзя — его уже видят солдаты. Повернет назад — схлопочет пулю в спину. Надо как-то выкручиваться. А, будь что будет!.. И он решает. Быстро и смело подъехав вплотную к машине, резко остановил коня. Из открытой дверки машины на него смотрел офицер.
Чиниваев же вскинул руку к головному убору и громко сказал: «Герр офицер! Я парторг 3-го эскадрона, 37-го гвардейского полка. Мой командир требует, чтобы вы со своей командой сейчас же явились к нему». И тут же подумал, кому и зачем он это говорит, да еще на своем туркменском языке…
А офицер пожал плечами. Очевидно, что ничего он не понял из речи русского солдата, однако видя решительность и строгость во взгляде солдата, заметно побледнел, поднялся на подножку и произнес:
