— Палачи не уйдут от возмездия. Кровь за кровь, смерть за смерть! Святая ненависть поведет нас в новые бои. Мы будем драться с врагом еще беспощаднее, еще злее.
А в селе и на железнодорожной станции Городище мы встретились вот еще с такой формой злодейства: с попыткой обесценить советские денежные знаки в освобожденных районах, наводнить эти районы знаками-фальшивками и помешать налаживанию нормальной жизни, восстановлению хозяйства. Среди застрявшего в грязи и брошенного отступающими гитлеровцами транспорта мы обнаружили одну грузовую машину, битком набитую, под самый тент, советскими деньгами. Увязанные в кипы купюрами от пяти до пятидесяти рублей, все они оказались фальшивками. Узнав об этом от наших финансистов, мы кидали их под колеса пушек и повозок, мостили ими дорогу.
Для нас, конников, труден был глубокий — в 750 километров — рейд и еще более трудны бои за уничтожение Корсунь-Шевченковской группировки противника. И дело не только в том, что немцы отчаянно сопротивлялись, сражаясь порой до последнего человека. Но еще и в погоде. Январь и февраль на Правобережной Украине — самые слякотные месяцы. То заморозки, то оттепели. То мокрый снег, то дождь. Проселочные дороги стали непроезжими и непроходимыми, поля превратились в болота. В грязи застревали пушки, повозки, автомашины и даже танки. Но спасибо населению освобожденных сел и городов. От мала до велика — старики, женщины, подростки — стали помогать нам. По всем дорогам, по полям, часто под обстрелом и бомбежкой, шли вереницы людей и в охапках, мешках, в корзинах, в фартуках несли снаряды и мины, патронные цинки, коробки и ящики с гранатами. Женщины в домашних печах пекли хлеб, резали последних кур, поросят, бычков и кормили воинов. Люди отдавали все своим избавителям от фашистской нечисти. И это удваивало, утраивало наши силы.
Петля все туже затягивалась на горле врага. А он все еще ждал выручки. Но выручить его никто уже не мог. Все попытки фашистских танковых дивизий прорваться к ним были отбиты нашими войсками. Теперь остатки, стянутые к Шендеровке, Почапинцам, Моренцам, сами колоннами двинулись на юго-запад, на прорыв. В ночь с 16 на 17 февраля начался снегопад, затем поднялась метель. Непогодой и хотели воспользоваться гитлеровцы, чтобы выскользнуть из котла. Не удалось. Наши войска навалились на них всей силой.
Мы, конники, столкнулись с гитлеровцами в метельном поле. Закутанные в одеяла, скрюченные от пронизывающего ветра, залепленные снегом, эти страшные, грязные, заросшие бородами фигуры, словно призраки, метались по полю, но нигде не находили спасения. Это была сумасшедшая и последняя игра со смертью. И смерть их настигала. Снег, вьюга тут же заносили, заметали трупы.
Операция закончилась прочесыванием леса, что северо-западнее села Почапинцы. Но не для нас, конников. 17 февраля наша дивизия сделала рывок в село Моренцы. Нас вел туда лозунг: «Спасем хату Тараса!» В Моренцах родился Тарас Шевченко. Гитлеровцы бежали из села густой толпой. Их косили из пулеметов и автоматов, рвали минами и снарядами, рубили шашками. Командующий 2-м Украинским фронтом Иван Степанович Конев, наблюдая одну из атак казачьей дивизии в конном строю, может быть, вот эту самую, позднее в своих воспоминаниях писал:
«29 января кавалерийский корпус вошел в прорыв. В дальнейшем он сыграл свою положительную роль в окружении противника и в боевых действиях на внутреннем фронте кольца окружения. Тут, забегая вперед, хотел бы сказать, что казаки отличились вовсю при попытке врага выйти из окружения.
Пожалуй, это был один из редких случаев за всю войну, когда конница действовала открыто в конном строю и смело рубила неприятеля.
Кавалеристы в этой сложной и трудной операции показали свою былую славу „донцов-молодцов“ и вписали в историю Великой Отечественной войны еще одну яркую страницу. За это им большое спасибо…»
[2]
За активное участие в Корсунь-Шевченковской операции наша 11-я Донская гвардейская казачья кавалерийская дивизия и наш 37-й полк удостоились ордена Богдана Хмельницкого II степени, а корпус был награжден орденом Красного Знамени.
…Ну а мне не довелось выполнить просьбу брата. Я не передал его «сердечный компривет» Ивану Степановичу Коневу. Да и каждый ли командир батареи и даже полка мог встречаться с командующим фронтом? Мне приятна была сама мысль, что я «работаю» в огромном хозяйстве человека, которого в детстве звал «дядей Ваней» и которого теперь знал весь мир.
Мне удивительно и радостно сознавать и сейчас, что тот «дядя Ваня» — один из выдающихся советских полководцев, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза — до последних дней жизни оставался простым, сердечным и душевно открытым человеком, не забывающим ни свою малую родину, ни друзей далекой молодости. Занятый огромной государственной и военной работой в послевоенные годы, он выкраивал время на то, чтобы черкнуть короткое письмо, вспомнить былое, что-то уточнить. Вот одно из писем маршала моему брату И. С. Поникаровскому.
«Дорогой Иван Степанович! Сердечно поздравляю с Новым, 1967 г., годом 50-летия Великого Октября! Прочитав Вашу статью, еще ярче вспоминаешь те незабываемые дни становления Советской власти в наших родных краях. У меня на днях были никольчане, писатель-поэт Александр Яшин и представители редакции районной газеты. Многое вспоминали и в том числе то, о чем Вы пишете — о бунте мобилизованных.
Всю эту историю я сейчас хорошо помню. Да! Это была острая обстановка, но ничего, справились и мобилизованных отправили. Только их было не 600 чел., а около 400 чел.
Хочется побывать в наших краях, но, к сожалению, подводит здоровье. Однако в год моего семидесятилетия постараюсь все же побывать в родных краях. Сегодня мне, батенька мой, исполнилось 69 лет, вот не ожидал, что я буду таким стариком.
Пока не сдаюсь. Много работаю, особенно вот эту осень в связи с празднованием 25-й годовщины разгрома немцев под Москвой.
Желаю Вам доброго здоровья, такой же активности в жизни и в общественно полезном труде.
С товарищеским приветом. Ваш Конев.
28.12.67 г. Москва. Дом отдыха „Сосна“».
Глава десятая
Впереди — родная граница
Нас продолжают кидать с одного фронта на другой. Едва только завершилась Корсунь-Шевченковская операция, как конников передали 3-му Украинскому фронту. И опять начался новый рейд, сейчас к Первомайску, что на Южном Буге. Расстояние — свыше трехсот километров. Но этот рейд сильно отличался от прошлого. Там мы шли по освобожденной земле, опасались только авиации противника. Теперь же идем среди отступающего врага и нередко впереди него. Ночи по-прежнему постоянные и верные наши спутники.
Сырая погода сопровождала нас всю дорогу. Но с такой погодой мириться еще как-то можно было, если б не грязь. Она была еще более сильной, чем на Каневском выступе, на котором наши войска только что покончили с немцами. Темпы наступления из-за бездорожья сильно замедлились. Войска противника отдельными группами откатывались за реку Южный Буг. Много таких групп оставалось в стороне от больших дорог. На ночевку они останавливались в лесах и рощах, в селах и хуторах. В поисках пропитания гитлеровцы грабили население или нападали на отставшие наши обозы. Немецкие армейские подразделения, а то и целые части превращались в обыкновенные бандитские шайки. Так что постоянно приходилось ухо держать востро, быть начеку. Сбивая заслоны противника, мы вступали с ним в скоротечные встречные бои. Бывало и так, что противник оказывался у нас в хвосте или где-то неподалеку с боков. На дорогах под ночным небом, на местах дневок случались всякие курьезы. Как-то на рассвете мы остановились в хуторе Очепель Винницкой области. К нам прибежал мальчонка лет девяти-десяти.
