«Возможности, которая фактически была почти стопроцентной, не так ли?»
«Возможно, что так».
Был еще случай, когда в его отсутствие евреи были расстреляны. Снова Зандбергер пожаловался на то, что ничего не знал об этом. Но в то же время он не приказал непосредственному исполнителю больше не поступать таким образом.
«Касаясь того разговора с ним: сказали ли вы ему или нет, что не хотите, чтобы такое случилось снова?»
«Нет, я ничего такого не говорил ему».
«Работа» Зандбергера не могла быть скрыта под маской неосведомленности. В представлении его на повышение упоминалось участие Зандбергера «в выполнении задач на Востоке»; там же говорилось, что «к его заслугам следует отнести участие в том великом мероприятии и лучшие, чем средние, показатели в работе».
Бригадефюрер СС Эрвин Шульц мог бы стать вицепрезидентом банка, и тогда его задачей было бы уговаривать клиентов вкладывать как можно больше денег в этот банк. Державшийся с достоинством, седоволосый, вежливый, с изысканными манерами в речи и поведении, казалось, что этот человек по ошибке попал на скамью подсудимых, где занимал место между типичным военным генералом Науманом и тщеславным болтливым профессором Зиксом. Наверное, таким же вежливым и значительным этот человек был, действуя на ниве массовых казней во главе эйнзатцкоманды 5 эйнзатцгруппы С, поскольку, по его собственным словам, он осуществлял экзекуции «серьезно и достойно». Как уже говорилось выше, Шульц был тем офицером, который настаивал на том, чтобы приговоренные не испытывали излишних мук. Он разделил свою команду на три взвода. «Первый взвод стоял лицом к лицу с людьми, которым предстояла казнь, примерно по три человека прицеливались в приговоренных». С врожденным чувством деликатности генерал Шульц отворачивался в момент, когда винтовки были направлены в цель. После залпа он снова разворачивал взгляд, чтобы убедиться, что «все эти лица лежат на земле».
Возможно, Шульц научился тому, как можно избежать мук совести, если не смотреть на плоды своего дьявольского труда, так как, по его собственным словам, его всегда учили быть честным и еще в школе прививали «рыцарские черты».
Он заявлял, что никогда не убивал евреев только за то, что они были евреями. Признавая, что во время акций в Лемберге (Львове) на территории Польши (автор ошибается. С сентября 1939 г. Львовская область была в составе СССР. Львов был занят немцами 30 июня 1941 г., освобожден Красной армией 27 июля 1944 г. — Ред.) он совершал убийства евреев, объясняя, что эта акция была мерой возмездия, так как до прибытия его солдат на то место «еврейскими должностными лицами и местными жителями» было убито до 5 тысяч человек (имеется в виду июльский 1941 г. погром. — Ред.). Он заявил, что все участники и подозреваемые в тех убийствах были арестованы, а потом по приказу Гитлера «виновные лица и даже те, против кого просто существовали веские подозрения, были расстреляны».
Подводя итоги по делу Шульца, в конце заседания суда помощник главного обвинителя Джеймс Мак-Хэни полностью опроверг аргумент Шульца о том, что акция в Лемберге была актом возмездия.
«Шульц должен был знать и, разумеется, знал, что немецкие оккупационные войска не имели права или причины осуществлять мероприятия возмездия за убийства поляков и украинцев, происходившие в городе до того, как он был оккупирован. Поляки и украинцы, которые якобы стали жертвами коммунистов и евреев Лемберга, не принадлежали к вооруженным силам Германии. Они не были гражданами страны-союзницы Германии; напротив, они были гражданами стран, подвергшихся нападению со стороны Германии в нарушение международных соглашений и в противоречие с нормами международного права…»
Итак, стало вполне очевидным, что евреи в Лемберге были убиты за то, что они были евреями. (До Великой Отечественной войны во Львове проживало около 100 тысяч евреев — около трети населения города. Постепенно немцы вывозили евреев в концлагеря и на расстрелы, и к моменту освобождения во Львове евреев не осталось (не считая 2–3 сотен, спрятавшихся в системе канализации). Кроме евреев, немцы и их союзники истребили во Львове 140 тысяч советских военнопленных — на территории цитадели крепости, где организовали концлагерь. — Ред.)
Как и Зандбергер, Шульц стремился избежать ответственности за некоторые убийства под предлогом своего отсутствия во время и на месте казни. Но если исполнители получили соответствующие указания еще до его отъезда, отсутствие Шульца во время самих расстрелов не являлось оправданием. Террорист, который устанавливает часовой механизм взрывного устройства, прячет его в подвале дома своей жертвы, а затем уезжает, тоже явно отсутствует во время взрыва, но его вина так же очевидна, как и вина убийцы, наносящего смертельный удар кинжалом.
Адвокат Шульца заявил, что его подзащитный отличался «либеральным» отношением к евреям. Конечно, добавил он, Шульц «стремился снова сократить огромное влияние еврейства на жизнь своей страны, доведя его до нормальных пропорций». (Адвокат намекает на засилье евреев в дезорганизованной германской экономике, а также культуре в период 1919–1932 гг. — Ред.)
Это «стремление к сокращениям» двигало рядами неутомимых эйнзатцубийц Эйхмана, прокладывавших себе кровавый путь через Украину, Крым и другие отдаленные от Германии районы мира. При этом они «сокращали» мужчин, женщин и детей до состояния праха, а сами души исполнителей тех сокращений превращались в нечто, вызывавшее лишь чувство стыда за то, что они тоже были продуктами человеческой расы.
Подсудимый штандартенфюрер СС Ойген Штеймль не уступал Зандбергеру в стремлении соблюсти самым тщательнейшим образом нормы цивилизованного общества путем организации расследования и судебных процессов перед казнями. Высокий, длиннолицый, казавшийся погруженным в печаль, Штеймль рассказал суду об этих так называемых «процессах». Он заявлял, что среди тех, кого он после этого приказывал казнить, были «ярые коммунисты». Для того чтобы более конкретно понять, что он понимал под определением «активный коммунист», я спросил его, что было бы, если бы, войдя в помещение, он обнаружил, как некто проповедует коммунизм перед аудиторией из 5–10 человек. Я уточнил, что этот человек ни в коей мере не является врагом Германии. Он просто распространяет идеи Карла Маркса. Приказал бы Штеймль расстрелять этого человека? Штеймль ответил: «Я посмотрел бы на этого человека, и, если бы я понял, что он готов претворять свои убеждения в жизнь, я расстрелял бы его».
Я снова нарисовал гипотетическую ситуацию: «То есть, если бы вы послушали речи того человека, затем рассмотрели бы его под микроскопом, а потом, если бы в результате этого осмотра вы каким-то образом поняли, что он способен совершить нечто, вы бы убили его. Так можно понимать ваш ответ?»
И на это без тени улыбки он категорически заявил: «Да».
Штеймль командовал зондеркомандой 7а в составе эйнзатцгруппы В с сентября 1941 по февраль 1942 г. Его люди действовали в западной части Советского Союза на территории между верховьями Днепра и верхним течением Волги. Он признал, что силами зондеркоманды было выполнено от 100 до 150 казней (имеются в виду массовые казни. — Ред.). Однако, по словам Штеймля, все казненные были партизанами, «лицами, подозреваемыми в принадлежности к партизанам», а также советскими солдатами, «не выполнившими приказ о прекращении сопротивления». Штеймль утверждал, что командир эйнзатцгруппы В Небе жаловался, что зондеркоманда 7а «во время борьбы с евреями уклоняется от уничтожения женщин и детей», в то время как он настаивает на том, что и они «также подлежат расстрелу».
