В результате той в общем безрезультатной поездки Эйхмана на Ближний Восток, в ходе которой он посещал также еврейские поселения и сообщества и пытался интенсивно изучать еврейский фольклор, что делалось для того, чтобы произвести впечатление на руководство СС, он быстро приобрел себе репутацию самого информированного и знающего «специалиста по еврейскому вопросу». Было логичным, что вскоре ему предстояло занять в Берлине должность в учреждении под названием Научный музей по делам евреев. Деятельность «музея» была направлена на подробное изучение еврейства, сионизма во всех его проявлениях, имен, событий и фактов из жизни руководителей сионизма во всех уголках земли, а также в первую очередь обо всех еврейских организациях в мире.
Продемонстрировав упорное, ничем не прикрытое стремление активно участвовать в проведении мероприятий, направленных против евреев, в 1938 г. Эйхман был назначен руководителем ведомства по насильственной еврейской эмиграции в Вене. Он обрушился на евреев в Австрии, подобно реинкарнации Робеспьера. В свое время французский революционер любил, подписывая смертные приговоры в годы террора, украшать себя самыми роскошными нарядами, шелковыми штанами, парчовыми камзолами и туфлями с серебряными пряжками. Эйхман тоже обставлял свое появление во вверенном ему ведомстве с театральной драматичностью. Он всегда появлялся там в сшитой на заказ униформе и в начищенных до блеска сапогах. Даже пистолет в сверкающей кобуре у него на боку был скорее элементом декорации, чем оружием. Гораздо больше страха у групп евреев, ожидавших его появления, вызывал его холодный, высокомерный тон, которым он заявлял им, что их дома и имущество подлежат конфискации, а сами они должны оплатить всеми своими денежными средствами разрешение, «позволяющее» им покинуть свою родину и стать несчастными изгоями в этом не знающем сострадания мире. «Каждый еврей, покидающий Австрию, делал рейх богаче», — признал Эйхман на судебном процессе.
Мера его моральной черствости видна из следующего эпизода. Однажды к нему на прием пришла группа евреев, которая попросила разрешения перевезти прах горячо почитаемого ими основателя сионизма Теодора Герцля из Вены в Палестину. В ответ на такой опрометчивый визит Эйхман стал хватать членов делегации за волосы и ударил по лицу их лидера доктора Левенгерца. Потом внезапно его настроение изменилось. Он вынул сигарету, прикурил ее от дорогой зажигалки и, выпустив струю дыма в лицо доктору Левенгерцу, заявил, что согласен обсудить с делегацией вопрос о перевозке гроба Теодора Герцля. С лицом человека, который делает этим людям огромную уступку, Эйхман огласил в своем решении: «Я сказал ему (Левенгерцу), что если я соглашусь решить его проблему, то и он должен сделать что-то для меня — уговорить еще 8 тысяч евреев покинуть Вену». Разумеется, слово «эмигрировать» означало лишиться домов, имущества и часто являлось для человека полной катастрофой. (Евреи выезжали в Палестину, но больше в США и другие страны. — Ред.)
Результаты деятельности Эйхмана в Вене пришлись настолько по вкусу Гиммлеру, что в 1939 г. рейхсфюрер СС отозвал его в Берлин и назначил руководителем подгруппы IV В4. Теперь карьера Эйхмана круто пошла вверх. Он получил власть и мог удовлетворять свою страсть к алкоголю. Он обожал шнапс, вино, пиво, разнообразные ликеры, а однажды во время празднования какой-то очередной победы он предложил тост, держа в руке бокал с «бренди, разбавленным кобыльим молоком» (Schnaps und Stutenmilch). С неизменным щегольским стеком в руке и одной или двумя порциями выпивки в желудке, он всегда был готов с энтузиазмом выполнять свои служебные обязанности. Эйхман возглавлял жестокое изгнание евреев из Германии, Польши, Чехословакии. В РСХА, бастионе бескомпромиссной борьбы с ними, он имел полное право на заявление, которое сделал в письме своему другу: «Теперь они, эти евреи, все у меня в руках. Они не осмелятся сделать и шагу без моего разрешения. Можешь мне поверить, я заставлю этих господ суетиться».
Хотя его обязанностью и не было следить за тем, чтобы все евреи носили знак «звезда Давида», Эйхману доставляло удовольствие видеть, как к их одежде пришивается этот знак, обозначавший в тогдашней Германии символ унижения и притеснения. Для этой цели он всегда имел у себя в кабинете огромные куски желтой материи и иногда самолично вырезал ножницами и прикалывал звезду к одежде посетителей, которые имели несчастье ему не понравиться.
За день до того, как мне пришлось давать свидетельские показания на судебном процессе по делу Эйхмана в Иерусалиме, в качестве свидетеля на суде выступал седой мужчина с добрым лицом. Это был Дин Генрих Грубер, священник немецкой евангелистской церкви, который рассказывал о беседе с Эйхманом, которую он вел от имени преследуемых евреев в Берлине времен нацизма. Он описывал подсудимого как «глыбу льда или мрамора, полностью лишенную человеческих чувств», человека, полностью одержимого антисемитизмом, «охваченного безграничной злобой».
Дину Груберу пришлось дорого заплатить за свои человеколюбивые порывы. Эйхман приговорил его к заключению в лагере Заксенхаузен, где священнику выбили зубы и сломали несколько костей. Позже Грубера перевели в место, где Эйхман когда-то проходил обучение, в Дахау, где пытки и издевательства настолько подорвали его здоровье, что дни его сейчас сочтены. Несмотря на все это, присутствуя на суде над своим палачом, священник даже о нем говорил с сочувствием и выразил надежду, что каждый, в том числе и подсудимый, «найдет свое спасение перед престолом Божьим».
Но если Эйхман и выглядел во время речи Грубера совсем не таким величественным и был гораздо более худым, чем во времена, когда он начальствовал в Берлине, то вовсе не потому, что это означало, будто эта «глыба льда» в кабинке обвиняемого стала таять.
Хвалебные рапорты о «робеспьеровских талантах Эйхмана» неизбежно достигли святая святых главного фюрера над всеми фюрерами, самого Адольфа Гитлера. Поэтому, когда Гиммлер проинформировал фюрера, что выбор руководителя проекта, о котором Гитлер мечтал еще во время написания своего труда «Майн кампф», а именно программы поголовного истребления евреев (первоначально предполагалось раздельное существование, стимулирование эмиграции евреев. Планировалось также вывезти евреев куда-нибудь подальше на Мадагаскар и т. д. После провала этих планов, а также палестинских прожектов немцы начали «окончательное решение еврейского вопроса» (с весны 1942 г.). — Ред.), пал на Эйхмана, «фюрер германского народа» одобрил эту кандидатуру.
Глава 3
Во всех операциях, проводившихся в рамках РСХА по еврейскому вопросу, соблюдалась четкая цепочка связи по команде от Гитлера к Гиммлеру, от Гиммлера к Гейдриху, от Гейдриха к Мюллеру и от Мюллера к Эйхману. Однако когда речь зашла об «окончательном решении еврейского вопроса», то, поскольку эта проблема была особенно близка сердцу Гитлера, если кто-то может применить этот термин в такой чудовищной связи, Гитлер иногда сам нарушал установившиеся связи и, минуя промежуточные инстанции, обращался к Эйхману напрямую, через Гиммлера, хотя вряд ли Гитлер и Эйхман когда-либо встречались лично. Таким образом, получилось так, что Гиммлер сделал именно Эйхмана главным локомотивом в этом обширном аппарате убийства. Таким образом, Эйхман, имея за спиной всемогущего Гиммлера, а если было нужно, то и самого Гитлера, хоть он и носил погоны всего лишь подполковника (обер-штурмбаннфюрера), в определенном смысле обладал властью более значительной, чем фельдмаршал или даже начальник Генерального штаба.
