Несомненно, это был очень жестокий приказ, но следует помнить, что положение было угрожающим. В окружение попали большие силы, которые через три недели состояли из изможденных людей, большей частью находившихся в отчаянии или в апатии. Сколько человек оставалось в группе Штеммермана, точно неизвестно. Штаб XI армейского корпуса оценивал число находившихся в котле солдат, которые еще были в состоянии идти в бой, в 45 000 человек. Число раненых оценивалось в 2100. Однако к этому времени аккуратный учет личного состава был невозможен, и вполне возможно, что силы Штеммермана были немного больше. Но какова бы ни была истинная цифра, последний шанс для них заключался во внезапности, поэтому кроме уже упомянутых выше указаний были приняты и другие меры сохранения планов на прорыв в тайне до последнего момента. Например, вблизи передовой было запрещено разжигать костры, курить, разговаривать и создавать ненужный шум. Машины следовало уничтожать способами, не приводящими к взрыву или возгоранию. Радиообмен до последней минуты поддерживался в обычном режиме.
Делая все, чтобы соблюсти эти меры предосторожности, немцы готовились к прорыву. Тем не менее какую-то стрельбу слышал Антон Мейзер во время ожидания приказа на прорыв, но, возможно, полная тишина в полосе готовящегося прорыва могла бы показаться советским солдатам еще подозрительнее. Мейзер находился не с передовыми частями, которые должны были прорывать советскую оборону. Части, которые готовились к выполнению этого приказа, должно быть, имели более веские основания сохранять тишину.
Одной из частей, находившихся в первом эшелоне, был 105-й пехотный полк майора Кестнера. Для прорыва обороны противника его полк был усилен солдатами из разных разбитых или рассеявшихся частей. Однако он считал, что эти подкрепления обладают низкой боевой ценностью, и надеялся прежде всего на собственных солдат. Поскольку за предшествующие дни его полк уже провел несколько успешных ночных атак, Кестнер рассчитывал на полученный опыт и в ходе прорыва намеревался использовать такие же тактические приемы.
105-й пехотный полк, будучи частью 72-й пехотной дивизии, был помещен в середине первого эшелона, имея с севера от себя корпусную группу «Б», а с юга — дивизию СС «Викинг». Расположение 72-й пехотной дивизии в центре боевого порядка позволяло надеяться, что ее фланги будут защищены. Однако в темноте легко было потерять ориентацию. Конечной целью была Лысянка, но маленький городок не был похож на сияющий маяк. Наоборот, его поиски будут осложнены тем, что войскам придется искать дорогу на местности, покрытой снегом. Карты были редкостью. Кестнеру повезло раздобыть карту масштаба 1:10000, найденную у взятого в плен советского офицера, но, учитывая все трудности, присущие ночным боевым действиям, имелась немалая вероятность сбиться с пути и перемешать боевые порядки. К тому же, если бы начался тяжелый бой, офицерам было бы очень сложно вести людей кроме тех, кто находился в непосредственной близости от них.
Прорыв: 72-я пехотная дивизия
Последние часы перед началом прорыва были проведены в нервозном ожидании. Невозможно было предсказать, насколько упорным окажется сопротивление Красной армии в районе между «мешком» и Лысянкой. Все немцы знали, что они неминуемо столкнутся с двумя линиями обороны. Но, возможно, советское командование разместило дополнительные части на запланированном маршруте немцев. Никто не мог с уверенностью сказать этого, но это уже было не так важно. В 23:00 в строгом соответствии с планом немцы двинулись на прорыв.
Полк майора Кестнера был среди частей, выступивших первыми. Как можно незаметнее его солдаты, тяжело нагруженные боеприпасами, начали продвигаться вперед с исходных позиций у Хильков. Было темно, свет луны и звезд скрывали плотные облака. Создались все условия для того, чтобы советские солдаты не обнаружили немцев до последнего момента. Солдаты Кестнера беззвучно приблизились к советским оборонительным позициям и с кратчайшего расстояния атаковали первую линию обороны, используя стрелковое и холодное оружие. Внезапность дала немцам преимущество, и первая линия обороны была сразу же прорвана. Вторую линию советской обороны тоже удалось прорвать быстро, а вплотную за передовыми подразделениями шли основные силы полка.
Лишь в двух местах полк Кестнера был втянут в несколько более интенсивные бои. В обоих случаях его солдаты наткнулись на позиции советских батарей, которые были захвачены в ближнем бою. Используя особенности местности, 105-й полк продолжал движение в юго-западном направлении и около 3:30 достиг дороги из Журжинцев на Почапинцы. К Журжинцам были отправлены небольшие разведотряды, которые обнаружили там пять танков Т-34, охраняющих въезд в село. Примерно в двух километрах южнее Журжинцев также были различимы силуэты нескольких танков. Доложив о них по рации в дивизию, разведчики проскользнули позади машин врага, используя неровности местности. Ничего не указывало на то, что русские что-то подозревают. Немцы пересекли дорогу и продолжили движение на запад. Неожиданно они наткнулись на очередные советские позиции. На этот раз они были явно ориентированы в западном направлении. Внешний фронт окружения был достигнут. Советские солдаты спали в своих окопах, и немцы бросились на них, действуя ножами и прикладами винтовок.
Бой был коротким, поскольку внезапность позволила немцам быстро справиться с обороняющимися. Однако последние успели выстрелить несколько очередей, и это привлекло внимание экипажа советского танка. Он включил фары, и хотя он не заметил солдат Кестнера, части следовавшей за 105-м полком 72-й дивизии были обнаружены и втянуты в бой. Люди Кестнера продолжили путь вперед и юго-восточнее Хижинцев снова встретили танки. Вперед были посланы разведчики, и, подобравшись поближе, они, к своему великому восторгу, увидели знакомые кресты, которые несли на своей броне все немецкие танки. Они вышли на позиции передовой группы III танкового корпуса.
Полк Кестнера провел прорыв практически по учебнику. Вероятно, все сложилось лучше, чем осмеливался надеяться кто-либо из состава полка, в основном благодаря скрытности и внезапности. Однако не всем частям повезло так же, как полку Кестнера. Вскоре после начала прорыва управление большей частью колонн нарушилось. До какой степени это имело значение, неясно, поскольку и у командиров не было ясной картины советской обороны, намерений и возможностей противника. Вероятно, невозможно было избежать того, что боевой порядок прорывающихся войск рассыпался на движущиеся в одном направлении отдельные группы, каждую из которых ждали свои бои и своя судьба.
266-й полк майора Зигеля следовал за 105-м полком майора Кестнера. Вначале все шло хорошо, но как только была достигнута первая высота, на полк Зигеля обрушился огонь советских минометов и пулеметов. В темноте точность огня была невысокой, и пострадали от него лишь несколько солдат. Зигель слышал, как кричал раненый: «Заберите меня с собой! Заберите меня с собой!» Возможно, это был фельдфебель Рейш. Зигель приказал ему дождаться, когда проедут санитары, которые подберут его.
Солдаты Зигеля двигались дальше, не встречая сопротивления, пока не оказались перед дорогой между Журжинцами и Почапинцами. Поскольку вдоль дороги были расставлены советские танки, Зигель решил, что у них нет шансов прорваться через заслон противника, поскольку у них отсутствовали средства борьбы с танками. Зигель отправил лейтенанта Олендорфа на разведку, и вскоре тот возвратился и сообщил, что со стороны Журжинцев подходят советские танки, чтобы усилить заслон на дороге. Не было других вариантов, кроме как взять южнее. Зигель сверился с компасом и давал необходимые указания, когда к нему подошел полковник Хуммель из 124-го полка. Как и Зигель, он не видел альтернатив обходному маневру с юга.
