Подготавливая исходные районы, войска отрыли около 2,2 тысячи километров траншей и ходов сообщения, оборудовали более 2 тысяч командных и наблюдательных пунктов, 10,4 тысячи блиндажей и землянок, подготовили пути подвоза, склады, проходы для танков и многое другое.
Мероприятия, проводимые в полосе 3-го Белорусского фронта, не составляли тайны для немецкого командования;
«Люфтваффе ежедневно фотографировали все эти работы, и на фотоснимках были ясно видны новые сооружения, следы автомобилей, ведущие к складам боеприпасов и артиллерийским позициям. Наши агенты сообщали о прибытии новых дивизий. Несколько перехваченных радиограмм раскрыли положение многих передовых командных пунктов, хотя русские старательно хранили радиомолчание. Все эти признаки четко показывали, где именно 3-й Белорусский фронт Нанесет главный удар и какие силы собраны для этого. Русские вели подготовку с утомительной методичностью. Артиллерийские наблюдатели занимали только что построенные корректировочные посты…
Пикировщики начали бомбить и обстреливать наши пути отхода, командные пункты и города непосредственно за линией фронта. Мы засекли интенсивные передвижения русских войск к фронту, особенно ночью 8 и 10 января. Это были неопровержимые доказательства подготовки наступления…»
В оперативной сводке 3-й немецкой танковой армии за 11 января 1945 года отмечалось, что «противник через 2–3 дня будет готов к наступательным действиям». На следующей день в донесении штаба армии говорилось, что «подготовка противника к наступлению перед фронтом 3-й танковой армии, видимо, закончена». Данные войсковых наблюдателей, агентуры, авиационной разведки и радиоперехватов подтверждались советскими перебежчиками.
Определить наиболее вероятные направления ударов советских армий в принципе не составляло труда — севернее и южнее Мазурских болот. Самым удобным по условиям местности для действий всех родов войск являлось инстербургское направление. Именно здесь на участке протяженностью 20 километров генерал Раус разместил четыре дивизии 26-го армейского корпуса (56-я и 69-я пехотные, 349-я и 549-я народно-гренадерские), почти все штурмовые орудия, армейскую артиллерию, зенитный полк и бригаду шестиствольных минометов. Позади корпуса, которым командовал генерал Герхард Матцки, находился армейский резерв — 5-я танковая дивизия со всеми своими 50 танками. Остальные 140 километров фронта 3-й танковой армии прикрывали четыре дивизии 9-го армейского корпуса (286-я охранная, 548, 551, 561-я народно-гренадерские) генерала Рольфа Вютгмана.
Вечером 12 января, получив сведения о выдвижении советских войск в исходные районы для атаки, Раус приказал, оставив боевое охранение, эвакуировать первые две линии траншей.
Маршал Рокоссовский решил нанести главный удар с ружанского плацдарма на реке Нарев силами 3-й, 48-й, 2-й ударной и 5-й гвардейской танковой армий. Прорвав оборону противника на 18-километровом участке, они должны были наступать на Млаву, Мариенбург, обходя с юга Алленштейнский и Летценский укрепленные районы. Для расширения прорыва к северу 3-я армия генерал-полковника А. B. Горбатова получила задачу нанести удар на Алленштейн. В том же направлении предполагалось ввести резерв фронта — 3-й гвардейский кавалерийский корпус, который должен был перерезать противнику основные пути отхода на запад. 49-я армия генерал-лейтенанта И. Т. Гришина, находившаяся во втором эшелоне, имела задачу главными силами перейти в наступление на Мышинец, используя прорыв в полосе 3-й армии.
Второй удар наносился с сероцкого плацдарма силами 65-й и 70-й армий и 1-го гвардейского Донского танкового корпуса. Армии должны были прорвать оборону на 10-километровом участке и наступать в направлении Насельск, Вельск. Одновременно 70-я армия генерал-полковника B. C. Попова должна была частью сил не допустить отхода варшавской группировки противника за Вислу и быть в готовности форсировать ее западнее Модлина.
На 50-ю армию генерал-полковника И. В. Болдина возлагалась оборона участка фронта от Августова до Новогруда.
«Силы были внушительные, — вспоминает Рокоссовский, — и соответствовали поставленной перед нами задаче». Правда, маршала беспокоило отсутствие взаимодействия с соседом справа: «Ставка, по-видимому, рассчитывала на то, что войска соседа будут продвигаться равномерно с нашими. Но нас даже не оповестили, где командующий 3-м Белорусским фронтом И. Д. Черняховский будет наносить свой первый удар. Повторяю, о нашем взаимодействии с правым соседом Ставка не обмолвилась ни словом, по-видимому, считая, что севернее нас никаких осложнений быть не может». Главное было поддерживать тесную локтевую связь с нацеленным на Берлин фронтом маршала Жукова. На взаимодействии с ним Ставка «настаивала категорически».
Наступление планировалось начать полуторачасовой артиллерийской подготовкой с плотностью от 180 до 300 орудий и минометов на километр фронта. Боеприпасов было приказано не жалеть. Как вспоминает генерал армии П. И. Батов, командовавший 65-й армией: «Еще когда обсуждался план артиллерийской подготовки, генерал-полковник А. К. Сокольский сказал: «Снарядов получите столько, сколько сможете вывезти». Такой щедрости мы до сих пор не знали… Небывалый по силе огневой удар был особенностью январского наступления (мы имели артиллерийский корпус прорыва и девять отдельных пушечных полков)».
Еще больше, по свидетельству маршала артиллерии К. П. Казакова, «имели» во 2-й ударной: «В оперативное подчинение армии поступил 8-й артиллерийский корпус прорыва в составе 1-й и 23-й артиллерийских дивизий, затем еще три дивизии — 26-я артиллерийская, 4-я гвардейская минометная и 47-я зенитно-артиллерийская. К началу января мы кроме штатной армейской, корпусной и дивизионной артиллерии располагали еще 18 артиллерийскими, минометными и гвардейскими минометными бригадами. Шесть артиллерийских бригад имели на вооружении тяжелые орудия и орудия большой мощности, а одна минометная бригада — новые 160-мм минометы… На участке прорыва 381-й дивизии плотность артиллерии была наивысшей из тех, что я знал за всю войну, — 468 стволов».
Авиаторы 4-й воздушной армии (14 авиационных дивизий и 4 отдельных полка — более 1500 боевых самолетов) генерал-полковника К. А. Вершинина в первый день наступления должны были совершить 1400 вылетов, только для непосредственной поддержки войск 48-й и 2-й ударной армий было выделено четыре штурмовые авиационные дивизии — почти 400 самолетов, «построенных» в восемь эшелонов.
С целью обеспечения внезапности разведку боем накануне наступления было приказано не предпринимать, а провести ее штурмовыми батальонами в первые пятнадцать минут артподготовки.
Замполиты и агитаторы, армейские газеты и «дивизионки» весь период занимались «политической мобилизацией войск», которая, по утверждению начальника политуправления фронта генерал-лейтенанта А. Д. Окорокова, была «неразрывно связана с воспитанием ненависти к врагу — германскому фашизму»: «Проводя беседы и митинги, политработники широко использовали материалы Чрезвычайной комиссии, расследовавшей зверства гитлеровцев на территории СССР, сообщение Совинформбюро о злодейском убийстве советских парламентеров под Будапештом, письма людей, испытавших на себе ужасы фашистского гнета. По инициативе начальника политотдела 48-й армии генерал-майора И. И. Михальчука политработники опросили бойцов и офицеров, кто из них имеет личный счет к фашистам. Только в 68-й артиллерийской бригаде из 842 опрошенных 609 человек заявили, что оккупанты убили или угнали в Германию их родственников». Понятно, что все эти «инициативы снизу» являлись типичной формой доведения до личного состава генеральной линии партии. Генерал В. В. Крайнюков использовал аналогичные приемы на 1-м Украинском фронте: «Наиболее действенными формами воспитания ненависти к врагу являлись митинги, после которых бойцы открывали личные счета мести с оккупантами… Получилось так, что каждый солдат, сержант и офицер батальона был вправе предъявить свой особый счет врагу. Но и общий счет к гитлеровцам у нас был огромный».
