Член Военного совета фронта генерал-полковник Мехлис сообщил ЦК ВКП(б) о недочетах в подготовке и организации наступления только после срыва операции вместо того, чтобы, зная о неполной готовности войск, своевременно предупредить об этом Ставку.
2. Командование фронта и армий не сумело скрыть от противника сосредоточение войск и подготовку наступления.
3. Штаб фронта был разбросан, и большая часть его находилась в 130 км от участка наступления.
Проявленное в указанных недочетах неумение подготавливать операцию и определило ее неуспех».
На следующий день из Москвы последовало распоряжение о передаче 5-го Зимовниковского гвардейского механизированного корпуса 1-му Украинскому фронту — у маршала Конева дело двигалось…
Для достижения поставленной цели на левом крыле 1-го Украинского фронта были созданы две ударные группировки. Северная (оппельнская), в которую вошли 34-й гвардейский стрелковый корпус 5-й гвардейской армии и 4-й гвардейский танковый корпус, 4-я танковая и 21-я армии с 10-м артиллерийским корпусом прорыва, имела задачу нанести удар из района Гротткау на юго-запад в направлении на Нейсе, Нойштадт. Южной (ратиборской) группировке предстояло наступать ей навстречу, в северо-западном и западном направлениях. В ее состав вошли 59-я и 60-я армии, которым из резерва фронта были приданы 93-й стрелковый, 7-й гвардейский механизированный и 31-й танковый корпуса, 152-я отдельная танковая бригада, 17-я артиллерийская дивизия прорыва. Всего в операции принимали участие 31 стрелковая дивизия — 408 тысяч солдат и офицеров, 5640 орудий и минометов, 988 танков и самоходных установок. В одной только армии Лелюшенко находилось в строю 478 боевых машин. На каждом километре участков прорыва было сконцентрировано по одной стрелковой дивизии, 198 артиллерийских и минометных стволов, 43 танка. Во 2-й воздушной армии насчитывалось 1737 боевых самолетов. Танковые и механизированные корпуса должны были взламывать вражескую оборону совместно с изрядно поредевшей пехотой. На второй день наступления предполагалось захватить Нойштадт и загнать в «котел» в районе Оппельна не менее пяти немецких дивизий.
«Мы рассчитывали, — пишет Конев, — прежде всего на окружение той части немецко-фашистских войск, которые располагались на самом Оппельнском выступе и непосредственно в Оппельне. Кстати сказать, этот город еще со времени прошлых боев остался на линии фронта — половина у нас, половина у противника». Согласно картам и сообщениям Совинформбюро, «еще со времени прошлых боев» город Оппельн числился «нашим», салют в честь его освобождения был дан в Москве 24 января.
В полосе предстоящих боевых действий оборонялось до 15 дивизий из состава 17-й полевой армии и армейской группы «Хейнрици», имевших 1420 орудий и минометов, 94 танка и САУ.
Немцы и вправду 8 марта силами трех пехотных дивизий Предприняли попытку «срезать» плацдарм 59-й армии между Козелем и Ратибором. Однако сил для этого явно не хватало, и через три дня операция заглохла.
Советское наступление началось утром 15 марта и, как сообщает Конев, «проходило в трудных условиях, в несколько замедленном темпе». Войска северной группировки на участке 8 километров прорвали две позиции и к исходу дня продвинулись вглубь всего на 8 километров, хотя по плану 10-й гвардейский танковый корпус должен был к этому сроку овладеть районом Нейсе. Соединения южной группировки преодолели до 10 километров.
Судя по рассказу Конева, подготовка операции грешила небрежностью и недооценкой противника. Маршал сам описывает предстоящие трудности: «За пять недель немцам удалось кроме укреплений полевого типа и инженерных заграждений на переднем крае создать у себя в тылу довольно прочные узлы сопротивления, подготовить к длительной обороне большинство населенных пунктов и даже отдельные дома. Густая сеть построек позволяла врагу практически перекрывать артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем все или почти все разделявшее их пространство. В промежутках между отдельными пунктами были вырыты траншеи, оборудованы запасные огневые позиции. По данным нашей авиаразведки, оборона немцев простиралась здесь в глубину на 20–25 километров. В этой операции нам предстояло расправиться с очень плотной и заблаговременно подготовленной к обороне группировкой… Мин перед нами оказалось вдоволь. Немцы навалили их всюду, где только можно. В сочетании с весенней распутицей и пересеченной местностью минные заграждения представляли серьезное препятствие для наступления».
При всем этом в полосе 21-й армии генерала Д. Г. Гусева после стремительного захвата оставленной немцами первой траншеи продолжительность артиллерийской подготовки, в целях экономии боеприпасов, была сокращена наполовину. Затем выяснилось, что «наша артиллерия подавила далеко не все огневые точки противника, в особенности противотанковые», а наша разведка «не сумела выявить во всех подробностях систему вражеского огня». Как назло, в первой половине дня по погодным условиям не работала авиация, да и с улучшением погоды толку было немного. Распутица вынуждала танки действовать исключительно вдоль дорог и прорываться через населенные пункты, «густо насыщенные» фаустниками и замаскированными орудиями ПТО. Своя артиллерия хронически отставала, не обеспечивая непрерывной поддержки передовых частей. Армия генерала Коровника столкнулась с теми же трудностями: «Чтобы сэкономить снаряды и меньше обнаруживать себя, враг вел исключительно прицельный огонь по объектам в глубине, для поражения передовых частей выделялись главным образом кочующие орудия или самоходки. Противотанковые пушки противник держал в укрытиях до последней минуты, пока перед ними не появлялись наши танки. Зато еще более интенсивно он стал применять фаустпатроны. Не только артиллерия и танки, но иногда даже общевойсковые части и подразделения придерживались дорог, в основном имеющих твердое покрытие. На дорогах создавались скопления и пробки, движение часто нарушалось… Штурмовикам, ведущим бой в основном на малых высотах и бреющих полетах, осложняли ориентировку скученность населенных пунктов, недостаточно благоприятная метеорологическая обстановка, высокая маневренность войск и недочеты взаимного опознавания и оповещения».
В результате «потери в танках в первый день превзошли наши ожидания»: 31-й танковый корпус генерала Г. Г. Кузнецова потерял треть, 7-й гвардейский механизированный генерала И. П. Корчагина — четверть всех своих танков. В танковой армии Лелюшенко также отмечались «излишние потери материальной части».
Конев приказал командармам продолжать наступление и ночью. В дело были введены вторые эшелоны полков и дивизий.
Немцы начали снимать с других участков фронта и перебрасывать в полосу северной группировки части 19-й танковой (48 танков и САУ), 20-й танковой (55 танков и САУ), 10-й танко-гренадерской (38 самоходок) дивизий, 1-й парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг», бригаду штурмовых орудий.
Весь день 16 марта соединения ударных группировок вели Напряженные бои с контратаковавшими войсками противника. Улучшилась погода, и «сталинские соколы» начали активно содействовать наземным войскам.
В ночь на 17 марта северная группировка фронта смяла противостоявшие вражеские войска и начала быстрое продвижение на город Нейсе, а частью сил — на Штрелен. Передовые части 10-го гвардейского танкового корпуса к 6 часам вышли к реке Нейсе у Ротхауса и с ходу начали ее форсирование. Стремясь остановить продвижение советских войск, противник взорвал мосты, заминировал подступы к местам возможных переправ и открыл шлюзы водохранилища Оттмахау. Уровень воды в реке поднялся до двух метров. К вечеру, наведя понтонный мост, бригады генерала Е. Е. Белова успешно преодолели водную преграду и развили успех на Нойштадт, охватывая группировку врага в районе Оппельна с юго-запада. Одновременно 6-й гвардейский механизированный корпус, отражая контратаки 10-й танко-гренадерской и передовых частей 20-й танковой дивизий, пробивался к городу Оттмахау. В разгар сражения из Москвы пришло сообщение о преобразовании 4-й танковой армии в гвардейскую — «За проявленную отвагу в боях за Отечество, стойкость, мужество, смелость, дисциплину, организованность и умелое выполнение боевых задач».
