Обстановка требовала объединения всех сил гарнизона под единым руководством. Утром, используя временное затишье, капитан Зубачев и лейтенант Виноградов перебрались в казарму 33-го инженерного полка, где встретились с Фоминым:
«Собрались в небольшой комнате с оконными проемами в сторону Мухавца. Мы все познакомились. Фомин потребовал, чтобы предъявили документы. Я был в полной форме с орденом Красной Звезды на груди. Внешний вид у нас был настолько необычным, что узнать даже знакомые лица затруднялись: воспаленные глаза, покрытое толстым слоем пыли и копоти обмундирование.
После короткого знакомства с нами и уточнения обстановки на участках комиссар Фомин доложил о том, что сложившиеся обстоятельства требуют немедленного, еще более организованного и оперативного руководства обороной и поставил перед нами задачу: выяснить наличие боеприпасов и продовольствия, состояние раненых, кроме того, связаться с соседями по обороне, предложить им проделать то же самое и к 18.00 24 июня прибыть к Фомину с докладом».
Затем на крепость вновь посыпались тяжелые снаряды — начинался новый день.
В подвале отсека, примыкавшего к Брестским воротам, состоялось еще одно совещание командиров и политработников, на котором решался вопрос о создании сводной боевой группы. Как вспоминает A.A. Виноградов, к этому времени в Цитадели сложилось следующее положение:
Очень большие потери убитыми и ранеными.
Малое наличие отечественных боеприпасов.
Исключительно тяжелое положение с ранеными, детьми и женщинами из-за отсутствия требуемых условий, медицинского персонала, медикаментов и перевязочных средств. Тяжелая атмосфера от разложения трупов валила с ног малосильных и легкораненых бойцов и командиров.
4. Запасы продовольствия, которые нам удалось создать в первый день, приходили к концу.
Центральная часть крепости находилась в круговой осаде противника.
Тогда же был написан Приказ № 1, согласно которому командование группой возлагалось на капитана И.Н. Зубачева, его заместителем назначили Е.М. Фомина. Обязанности начальника штаба были возложены на помначштаба 44-го стрелкового полка старшего лейтенанта А.И. Семененко. И хотя командованию сводной группы не удалось объединить руководство боевыми действиями на всей территории крепости, а Семененко так и не смог приступить к исполнению обязанностей, штаб сыграл свою роль в их активизации.
Капитан И.Н. Зубачев (1898–1944), возглавивший сводную группу Цитадели.
Полковой комиссар Е.М. Фомин (1909–1941).
Приказ № 1 от 24 июня 1941 г.
«О том, что создан штаб, — пишет командир пулеметного отделения 455-го стрелкового полка сержант А.Д. Романов, — я услышал ночью под 25 июня от покойного сержанта Александра Автономова, — он ползал от Белого дворца к казармам нашего полка («Авось пожрать что найду»). Вернулся он оттуда вместе с помощником командира стрелкового взвода нашей полковой школы Легостаевым и, кажется, с Васильковским из химсклада. Автономов сказал: «Слава богу, появились большие командиры; говорят, полковой комиссар, капитаны, политруки, наш Красавчик (так мы между собой называли A.A. Виноградова) сколотили общий штаб. Те, что пришли с Автономовым, что-то сказали A.M. Ногаю, говорили с разными группами бойцов, лазили в подвалы. Вскоре из разных мест слышалось: «Из какого ты полка, товарищ? Какое звание? Штаб приказал». Переписывали, кто из какого подразделения, какое у кого оружие, сколько кто имеет патронов, гранат, сколько годных пулеметов, составляли списки раненых, устанавливались фамилии убитых, умерших от ран. Словом, начал действовать какой-то орган…
Если говорить объективно о тех, кто руководил боями на Центральном острове крепости, то скажу прямо: руководили те, кто не щадил своей жизни и умел повести или направить против врага людей туда, куда в данный момент это было всего нужнее. Необходимо еще иметь в виду, что бои в крепости были необычными не только по своей жестокости. Приказавший, независимо от звания и должности, подчас погибал, едва успев приказать, а исполнителей приказа рассекал свинцовый вихрь, куда-то отбрасывал или всех уничтожал…
И я, с полной партийной и гражданской ответственностью, утверждаю: был приказ № 1 или не было его, перечислены в нем фамилии или совсем этого не было, руководили боями и воевали те, кто эти действия зафиксировал своей кровью и чаще — жизнью…
25 и 26 июня чувствовалось, что боями отдельных групп руководят: прибегают и приползают связные, в наиболее опасные места поспевает помощь».
С целью подготовки прорыва командование сводной группы поручило лейтенанту A.A. Виноградову сформировать ударный отряд в составе трех стрелковых и одного пулеметного взводов общей численностью 120 человек. В случае удачи авангарда в пробитую брешь должны были выйти главные силы оборонявшихся. Прорываться решили на северо-восток. Основная масса бойцов, сражавшихся на Центральном острове, сосредоточивалась в северном полукольце казарм у Трехарочных ворот. В Белом дворце и здании Инженерного управления оставались лишь группы прикрытия.
Немецкие военные репортеры сообщали читателям: «В течение трех дней наша пехота залегает на валах перед крепостью. В 10 утра начинается последний акт драмы… В казематах и казармах с неистовой ненавистью против немцев еще сражается несколько тысяч советских солдат. Вокруг горят дома, и над территорией сражения стоит постоянный грохот. Советские снайперы ведут огонь с крыш; советские войска выбрасывают белые флаги, но после этого стреляют в немецких парламентеров, санитаров и посылают русских в немецкой униформе».
Кольцо неуклонно сжималось. Осада становилась все ожесточенней. К дыму, душившему бойцов, прибавился смрад от многочисленных разлагавшихся трупов людей и лошадей. Защитники крепости страдали от отсутствия пищи и медикаментов, но еще более от жажды. Водопровод вышел из строя в первые минуты немецкого обстрела. Колодцев внутри крепости не было. Пробраться к реке, протекавшей в 10–15 метрах от кольцевой казармы, ни днем, ни ночью практически не было возможности. Немцы, установив в прибрежных кустах пулеметы, немедленно открывали бешеный огонь. Всю ночь взлетали осветительные ракеты и работали прожектора. Каждая вылазка к реке оплачивалась человеческими жизнями. В подвалах казематов бойцы взламывали полы и рыли ямы, в которые просачивалась вода, зачастую непригодная для питья из-за близости к полковым конюшням или автостоянкам.
«Здесь, в крепости, я узнал цену воде, — вспоминает сержант H.A. Тарасов. — Помню, перед глазами у меня всегда стояла географическая карта. Мысленно я видел огромные озера и реки, а здесь, в крепости, мы не могли даже утолить жажды; воздух, наполненный смрадом убитых, сушил не только рот и горло, а, кажется, все внутри. Было очень обидно смотреть на воду, протекающую совсем рядом, но тем не менее совсем недоступную. Мы пробовали привязывать фляжки вместе с грузом на веревку и забрасывать в реку, но редкие из них возвращались назад, да и те не более чем с полстаканом воды».
