Соединения 28-й армии генерал-лейтенанта A.A. Лучинского, 61-й армии генерал-полковника П.А. Белова и 70-й армии генерал-полковника B.C. Попова, боевой путь которого начинался от стен Брестской крепости 22 июня 1941 г., охватили город с трех сторон. Одновременно в глубоком немецком тылу 2-я танковая армия вышла к Висле в районе Демблина, а затем устремилась вдоль реки к Варшаве.
27 июля армия A.A. Лучинского вышла к Западному Бугу северо-западнее Бреста, а дивизии B.C. Попова форсировали реку с юго-запада. Пути отхода брестской группировки противника были отрезаны.
Советский флаг над фортом III. Июль 1944 г.
В 21.00 начался решающий штурм, в котором приняли участие бойцы и командиры всех трех армий. 48-я гвардейская дивизия, наступая с севера, ворвалась на товарную станцию, а ее 138-й полк к двум часам ночи вышел к Цитадели. 12-я гвардейская, 212-я и 415-я стрелковые дивизии ночной атакой захватили форты III и IV, преодолели последнюю полосу обороны противника и ворвались в город. 160-я Краснознаменная стрелковая дивизия, преодолевая упорное сопротивление, продвигалась с юга по восточному берегу Буга.
28 июля 1944 г. Брест, в котором осталось менее 15 тысяч жителей, был полностью очищен от противника. Немецкой группировке удалось прорваться на запад, однако там она снова была окружена и полностью разгромлена. Вечером Москва салютовала войскам 1-го Белорусского фронта. 18 соединений и 29 частей получили право именоваться Брестскими.
12-я гвардейская стрелковая дивизия стэла в городе гарнизоном. Ее 29-й полк расположился в, Цитадели, в казарме между Холмскими и Тереспольскими воротами. Командир дивизии генерал Д. К. Мальков был назначен комендантом города и крепости.
На момент освобождения в Бресте осталось 14 960 жителей. Население приступило к ликвидации последствий оккупации и боев, налаживанию мирной жизни.
Советские солдаты в крепости.
Послевоенные годы нанесли крепости больший ущерб, чем все сражения и вражеские армии, вместе взятые. В городе, лишившемся почти половины жилищного фонда, кипело строительство, возводились дома, восстанавливались предприятия и инфраструктура. Военные с теми же целями разбирали крепость. Из отличных «царских» кирпичей строились дома командного состава, казармы, гаражи и другие объекты. С 1947 по 1955 г. были взорваны Брестские (Трехарочные), Белостокские (Бригитские) и Восточные ворота, разобраны участки кольцевой казармы, тюрьма «Бригитки», здание Белого дворца, ряд фортов (II, III, IV, IX, X). Собирались снести и здание клуба-костела, но потом передумали и устроили в нем овощехранилище. Как свидетельствует очевидец: «Ради справедливости надо сказать: то, что не разрушил враг в священных стенах старой крепости, разрушили мы сами».
О какой-то обороне Бреста широкой публике ничего не было известно, а рассказам местных жителей отказывались верить.
Крепость-герой
Картина первых дней войны на западной границе открывалась постепенно, фрагментами. Первые сведения об обороне Брестской крепости были получены из немецких источников. В марте 1942 г. в боях в районе города Ливны советские войска нанесли поражение 45-й пехотной дивизии противника. При этом был захвачен архив штаба дивизии. Среди документов переводчики обнаружили «Боевое донесение о занятии Брест-Литовска». В нем генерал Шлиппер признавал мужество брестского гарнизона: «Наступление на крепость, в которой сидит отважный защитник, стоит много крови. Эта простая истина еще раз доказана при взятии Брест-Литовска… Русские в Брест-Литовске боролись исключительно упорно и настойчиво. Они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению». По материалам этого донесения в газете «Красная Звезда» от 21 июня 1942 г. была опубликована статья полковника М. Толченова «Год тому назад в Бресте».
После освобождения города материалы о событиях в Брестской крепости начал собирать секретарь обкома партии Н.И. Красовский. В 1948 г. в журнале «Беларусь» появилась его статья «Героическая оборона в Бресте», а в «Огоньке» — очерк писателя М. Златогорова «Брестская крепость».
В августе 1949 г. в разрушенной башне Тереспольских ворот обнаружили останки командира взвода полковой школы 333-го стрелкового полка лейтенанта А.Ф. Наганова, рядового И.Г. Горохова и еще тринадцати бойцов. При разборке завалов казармы у Брестских ворот в ноябре 1950 г. среди останков 34 советских воинов был найден Приказ № 1. Здесь же, на останках рядового Федора Исаева, обнаружено шефское знамя от Исполкома Коминтерна 84-го стрелкового полка. Останки 132 человек извлекли во время раскопок в Белом дворце. В ходе расчистки помещений на уцелевших стенах и сводах подвалов стали находить надписи, оставленные защитниками: «Нас было трое. Нам было трудно. Но мы не пали духом и умрем как герои», «Умираю, но не сдаюсь…» И даже так: «Нас было пятеро. Все умрем за Сталина».
Год спустя появилась картина художника-баталиста П.А. Кривоногова «Защитники Брестской крепости», изобразившего момент боя у Тереспольских ворот. В 1953 г. была поставлена пьеса белорусского драматурга K.Л. Губаревича «Брестская крепость», надолго ставшая визитной карточкой областного драматического театра.
Однако все герои обороны были либо безымянны, либо «пали в неравном бою». В пьесе Губаревича действует один реальный персонаж — лейтенант Наганов, остальные персонажи вымышленные. Описываемые перипетии обороны представляют собой фантазии автора на патриотическую тему: «начальник гарнизона» — командир стрелкового полка, организованно вступившего в бой с «целым корпусом немецкой армии», держит связь с командованием, посылает в атаку танки, получает из города разведывательную информацию от подпольного обкома партии. В финале герои поют песню о «Варяге» и взрывают себя вместе с врагами в заминированном каземате.
Сцена из героической драмы K.Л. Губаревича «Брестская крепость».
Большинство выживших защитников крепости прошли через немецкий плен, а пленный, в соответствии с указаниями И.В. Сталина, не мог быть героем. Приказ № 270 от 16 августа 1941 г. трактовал этот вопрос однозначно: военнослужащий, оказавшийся во вражеском плену, является «трусом и дезертиром». Освобожденные из немецких концлагерей, они попадали в советские фильтрационные лагеря, проходили через бесчисленные унизительные допросы и проверки, а затем зачастую отправлялись в исправительно-трудовые, получив 10 лет лишения свободы как «предатели» и «власовцы». Многие после немецкого плена успели повоевать в рядах Красной Армии, но и они были гражданами второго сорта, относились к категории «вновь призванных». При демобилизации после Победы их, как правило, не торопились увольнять, а направляли в особые строительные батальоны Наркомата обороны или конвойные войска. Или арестовывали по обвинению в пособничестве врагу. Те, кого чаша сия миновала, предпочитали молчать, да им никто и не верил. Они находились на «специальном учете», ограничивались в выборе профессии, учебы, места жительства. Так, бывший политрук 42-й стрелковой дивизии П.П. Кошкаров в «Справочной анкете на ветерана-участника боев 1941 года» указывал: «В ноябре 1945 г. по возвращении на Родину из Германии, проходя спецпроверку в местечке Новашино Владимирской области, я под давлением следователя «Смерш» и под его диктовку написал, что пленен я был не 30 июня, а 26 июня 1941 г. Угрожая, следователь принуждал меня написать дату пленения 22 июня, что «ему известно — крепость пала 22 июня утром».
