Книга Год 1942 - "учебный", страница 42. Автор книги Владимир Бешанов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Год 1942 - "учебный"»

Cтраница 42

Генерал Козлов оказался слишком «интеллигентным» для занимаемой им должности. Возможно, что как бывший преподаватель оперативного искусства он неплохо воевал на картах, но реальная война сильно отличалась от кабинетной. Для руководства рабоче-крестьянской армией нужны были «жуковские» качества: волевизм, беспощадность, презрение к чужим жизням, умение сломать чужую волю — только так можно управлять малоэффективной феодально-крепостнической системой.

С прибытием агрессивного и облеченного доверием вождя Мехлиса Козлов фактически отдал ему бразды правления, оказавшись в роли «военспеца» под присмотром маниакально-бдительного комиссара. «По распоряжению тов. Мехлиса все оперативные планы, директивы и иные распоряжения войскам фронта проверяются и санкционируются им», — докладывал генерал Козлов и интересовался, стоит ли командующему вообще согласовывать свои предложения и решения с Москвой, или, может, получать указания «непосредственно на месте», прямо от товарища Мехлиса?

На фронте возникли сразу два автономных штаба; свой личный штаб Мехлис натравливал на штаб командующего, которого неоднократно предлагал снять с должности, всюду выискивая «вражеские происки» и «измену». Сложилась нездоровая обстановка кляуз, доносов и болтологии. Беспрерывной чередой следовали совещания, заседания, отчетно-выборные собрания, партактивы и т.п. По выражению Валентина Пикуля: «Муза бюрократии парила над армией». Создавшееся двоевластие дергало и дезориентировало войска.

«Присутствие на нашем фронте представителя Ставки Л.З. Мехлиса сказалось на работе оперативного отдела штаба ВВС фронта прежде всего в том, что по его требованию мы три раза в сутки готовили справки-доклады о боевой деятельности авиации сторон, вновь и вновь дешифровали производимые летчиками через день фотоснимки четырехполосной обороны противника (сравните с нашей обороной) на направлении Ак–Монайского перешейка, монтировали их на огромные планшеты с обязательным условием, чтобы «красиво смотрелось», — пишет генерал авиации С.Н. Гречко. — На все это затрачивалось много времени и потому его не хватало для обстоятельной и целеустремленной подготовки ВВС фронта к предстоящему наступлению».

Писатель Константин Симонов тоже интересовался этой историей: «Заговорил я об этом отнюдь не за тем, чтобы лишний раз недобрым словом помянуть Мехлиса, который, кстати, был человеком безукоризненного личного мужества и все, что делал, делал не из намерения лично прославиться. Он был глубоко убежден, что действует правильно, и именно поэтому с исторической точки зрения действия его на Керченском полуострове принципиально интересны. Это был человек, который в тот период войны, не входя ни в какие обстоятельства, считал каждого, кто предпочел удобную позицию в ста метрах от врага неудобной в пятидесяти — трусом. Считал каждого, кто хотел элементарно обезопасить войска от возможной неудачи, — паникером; считал каждого, кто реально оценивал силы врага, — неуверенным в собственных силах. Мехлис, при всей своей личной готовности отдать жизнь за Родину, был ярко выраженным продуктом атмосферы 1937–1938 годов.

А командующий фронтом, к которому он приехал в качестве представителя Ставки, образованный и опытный военный, в свою очередь, тоже оказался продуктом атмосферы 1937–1938 годов, только в другом смысле — в смысле боязни взять на себя полноту ответственности, боязни противопоставить разумное военное решение безграмотному натиску «все и вся — вперед», боязни с риском для себя перенести свой спор с Мехлисом в Ставку.

Тяжелые керченские события с исторической точки зрения интересны тем, что в них как бы свинчены вместе обе половинки последствий 1937–1938 годов, и та, что была представлена Мехлисом, и та, что была представлена тогдашним командующим Крымским фронтом Козловым».


К сожалению, обладая в полной мере и властью и волевыми качествами, выпускник Института красной профессуры в военном деле был абсолютным нулем.

«Взяв на себя командование, — вспоминал Н.С. Хрущев, — Мехлис фактически лишил возможности командовать Козлова… Козлов не проявил своего характера как командующий войсками. Он стал покорно слушать и выполнять приказы и предложения, которые вносил Мехлис… Он как командир проявил там в какой-то степени и беспринципность, и бесхарактерность».

В середине апреля Ставка дала указание временно прекратить попытки продолжения наступления и перейти к «активным (?) оборонительным (??) действиям». При этом было указано, что задача освобождения Крыма остается в силе, но, «готовясь к ее осуществлению, надо одновременно создать прочную оборону». Но и оборону, тем более прочную, создать не сумели, советскими уставами она просто не предусматривалась, а специальных «указаний» на этот счет Верховный не прислал. На деле фронт готовился к новому наступлению, которое планировалось в середине мая.

Между тем уже в конце апреля в штаб фронта стали поступать данные о подготовке противника к активным действиям на керченском направлении; в первых же числах мая данные стали совершенно определенными. Командующий просто отмахивался от этих сведений, его начальник штаба генерал Вечный считал, что Манштейн завяз под Севастополем, Мехлис — последовательный борец с «оборонческими настроениями» — приказал «не паниковать». Вновь прибывшему начальнику инженерной службы фронта генералу А.Ф. Хренову была поставлена задача «обеспечить инженерную подготовку наступления… готовить колонные пути и мосты, отрабатывать действия по разграждению».

Поэтому, «перейдя к обороне», советские войска продолжали сохранять боевые порядки, рассчитанные на ведение наступательных действий. При этом они были переуплотнены: дивизии занимали участки шириной до 2 км, а порой — и 500 м. Резервы располагались в непосредственной близости от передовых частей. Фактически в качестве резерва, достаточно удаленного от передовой линии, могла быть использована одна стрелковая и одна кавалерийская дивизии.

Остальные части, в том числе тяжелая артиллерия, были стиснуты в одну линию на 27-километровом фронте в условиях открытой местности. Даже штатная артиллерия резервных дивизий была у них изъята для усиления переднего края. Вторая полоса обороны имелась лишь на правом фланге. Пункты управления размещались вблизи переднего края и в случае наступления противника неизбежно попадали под удары вражеской артиллерии. Противотанковые резервы не создавались вовсе. Ни один из рубежей в глубине Керченского полуострова не был подготовлен к обороне: ни армейский тыловой рубеж, ни Турецкий вал, ни керченские оборонительные обводы.

Не была оборудована в инженерном отношении даже главная полоса. Она состояла из отдельных стрелковых ячеек, окопчиков, землянок, разбросанных без всякой системы и не связанных между собой ходами сообщения. Далеко не в полной мере использовались противопехотные и противотанковые заграждения. Правда, после феодосийской оплеухи кое-где были выставлены минные поля, но растаял снег, прошли дожди, мины оказались на поверхности — никого это не волновало.

Не была организована система артиллерийского огня, одни дивизионы и батареи открывали огонь с большим запозданием, другие не имели подготовительных данных. Артиллеристы не умели вести огонь по танкам с открытых позиций на прямой наводке. При этом запасные позиции не создавались, а основные не маскировались.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация