Кисть хоть и с запозданием, но выжала фрикционный рычаг, и движение прекратилось. Я завис в коробке лифтовой кабины. Дверь на уровень открыта, а в самой кабине стояли две голубые статуи охранников. От сотрясения, вызванного моим неуклюжим торможением, они упали и разбились, подобно хрустальным вазам. При виде этой картины у меня неприятно дёрнулись нервы.
— Тьфу на вас! — вырвался из ретрансов мой непроизвольный возглас.
Нельзя сказать, что это зрелище меня слишком удивило, оно не было полной неожиданностью. Однако заведомо что-либо знать и столкнуться с этим в реале — совсем не одно и то же.
И пары секунд не прошло, стальные тросы отломились в месте крепления, практически беззвучно. Тормозные клинья, приняв на себя массу лифта, раскрошились, и параллелепипед кабины стремительно рухнул вниз, на глазах превращаясь в облако осколков, дробящихся на всё более мелкие кусочки от частых ударов в стены шахты.
— Тьфу на вас ещё раз!
Крушение кабины подействовало на мои напряжённые нервы почти так же, как и рассыпавшиеся охранники.
Снова тихонько засвистели ролики, сглатывая освобождённую верёвку. Цель моей ходки находилась ещё дальше, точнее, ниже. Этот низший уровень подземной лаборатории, захапанной «Отделом Зоны», представлял собой огромный зал. Выкопали его специально для ноосферного модификатора. Среди прочих присущих ему свойств это «великое» изобретение способно было сказку о зомби превращать в быль. То есть избирательно брать под контроль любое разумное существо на этой планете.
Гнусное местечко. Именно в нём когда-то непрерывно велись, а недавно возобновились опыты, по сути своей являющиеся изнасилованием природы в широком смысле этого слова. Интересно, под какую статью вселенского УК мироздания попали эти научные деятели, сейчас «позамиравшие» в тех позах, в которых их застала смерть?..
В свете фонаря всплыла мрачная картина. Мелькнуло ощущение, что всё это мне до боли знакомо. Фрагмент Зоны, но почему-то оказавшийся далеко за её пределами. Зрелище в точности напоминало катакомбы Лиманска, только оборудование было покрыто не слоем ржавчины и пыли, а седым инеем, да вместо теней замерли тела замороженных.
Осторожно ступая по центральной платформе уровня, я приблизился к установке. Температура уже поднялась, но ещё не настолько, чтобы пластические свойства материалов возвратились к норме. Из мрака проступила выхваченная светом фонаря троица учёных мужей. Белёсые статуи, сгрудившиеся вокруг столика, демонстрировали умилительную сценку из трудовых будней персонала секретных лабораторий, а конкретно — чаепитие. Проходя мимо, я случайно задел одного из «трудоголиков», скончавшихся прямо на рабочих местах.
— Чёрт! — вырвалось у меня ещё раньше, чем свершились фатальные последствия. Я успел увидеть их заранее.
Рука с треснувшей чашкой отломилась, упала и рассыпалась. Вслед за нею и вся фигура повторила это действо. По принципу домино повалились на пол и две соседние фигуры. Длинная трещина ползла по платформе, дальше идти по ней опасно. Ботаники чёртовы, и после смерти вредят на полный вперёд!
Уже не хочется верить, что всего несколько минут назад здесь стояли живые люди, говорившие, дышавшие, думавшие, желавшие…
Установка была смонтирована в центре зала и висела внутри колец, шарниры которых позволяли свободно ориентировать её в пространстве, нацеливать в любом направлении. По стенам тянулись галереи с верстаками и столами, на них в различных креплениях находились какие-то образцы. Присмотревшись, можно было различить и клетки с замёрзшими животными. Сволочи яйцеголовые, они, значит, и живые организмы преспокойно облучали! Ну и занимались бы своими вивисекторскими делишками тихонечко, в нычку. Так нет же! Какой-то вусмерть гениальный урод открыл, что импульсам этой установки любые преграды нипочём, и эта машинерия способна хоть на обратной стороне Земли поджарить чьи-нибудь разумы.
И ничего более умного им в яйцеобразные башки не взбрело, как внести рацпредложение: жахнуть излучателем прямо по моей напарнице. Вот прямо сегодня вроде намеревались…
Заварили горькую кашу, гады уродские, теперь нам последствия предстоит расхлёбывать со страшной силой. Мне, в частности, светит уйма ходок наверняка. Однако прежде чем упорядочивать хаос, нужно попытаться искоренить его причину. Поэтому я здесь. Никто из умерших в этом чёртовом бункере даже не понимал, что именно вытворял своими действиями, и тем более не осознавал, что придётся за всё это расплачиваться.
Хобот направленного рефлектора зловеще торчит из установки. Сейчас он нацелен на один из столов с биологическими образцами. Мой взгляд невольно, скользнув по «линии огня», определяет последнюю цель… В свете фонаря там мелькает какое-то движение! Кто-то выжил при абсолютном нуле?! С центральной платформы без специальной перенастройки собственного зрения трудно различить, что за существо мечется в небольшой прозрачной клетке. Похоже, какое-то насекомое. Но у меня просто нет ни времени, ни тем более желания знакомиться с жутким результатом модификационного эксперимента. Будто мало я навидался мутантов с того момента, когда сделал первый шаг в черноту Зоны…
Извлечённый из рюкзака шар бомбы я установил с краю платформы. На узкие технические дорожки, ведущие к самой установке, я ступить не рискнул. Их вид не внушал доверия и при нормальных физических условиях, а сейчас и подавно. Загорелся красными цифрами таймер реликтового детонатора. А что делать? В условиях сверхнизких температур работоспособней всего оказывается старая, ещё советская электроника.
Очень скоро от этого дьявольского местечка не останется и воспоминаний. Пора и мне отчаливать подобру-поздорову…
2
Фатальные ограничения у него преодолеть не получилось и не получалось. Вот почему узнать, что же там дальше произойдёт, уже после закупоривания Зоны, Штрих не сможет. В тот день центральная, внутренняя область аномальности, собственно Зона, полностью закрылась от проникновения. И он успел это увидеть собственными глазами, ещё до исполнения собственного истинного желания.
Никто и ничто снаружи — не могло больше попасть внутрь неё.
Ни из Предзонья, внешнего круга аномальности, ни, следовательно, из всего остального, нормального мира.
Словно непроницаемый силовой «колпак» накрыл Зону. Прямо вдоль границы, по линии красного забора, установленного интервоенными для визуального разделения собственно Черноты и окружающей территории непосредственного влияния Зоны, прозванной Предзоньем.
Если в будущем это положение не изменилось, тогда для всех, кто остался снаружи, Зона совершенно недоступна. Что в ней творится, никто не имеет понятия. Только одно будет известно «наружным»: внутри неё застряли те зонные сталкеры, которые не успели или не захотели выбраться. Поэтому человечеству осталось лишь теряться в догадках: уничтожила ли Зона всех, кто в ней остался, или они каким-то образом выжили?
Все, кто остался внутри… Люди, которые не выбрались наружу. Сталкеры, не успевшие покинуть Зону, превратились в её пленников. И будущий Штрих, которого в тот невероятный день ещё звали совершенно по-другому, тоже угодил в плен. Хотя в тот день ни он, ни другие «внутренние» ещё толком не сообразили, что произошло.
