Невозможно было не услышать его, и сотрудники поднимали взгляды к окошкам вытяжек. Эти решётчатые конструкции не менялись со времени сооружения бункера. Не было нужды. Сотню с небольшим лет назад действительно строили на совесть. Даром что сталинские зеки. А может, потому что.
Инерция движения каменного снаряда была окончательно погашена о решётку в стене лаборантской сектора обеспечения. В этом помещении находился один-единственный человек, достаточно молодой сотрудник по сравнению со средним возрастом научного персонала. Финишный удар прозвучал прямо у него над головой, от чего парень нервно дёрнулся и выронил только-только прикуренную сигарету. Он прекрасно знал, что, кроме него, сейчас здесь нет никого, но всё равно испуганно оглянулся. Вдруг кто-то засёк перекур в неположенном месте? Никого не обнаружив, лаборант запрокинул голову и прищурился, чтобы получше рассмотреть виновника своего беспокойства.
Белый бок пришельца торчал из железной решётки. Её крупные ячейки покрывал толстый слой ржавчины, точнее, кое-где они уже фактически целиком состояли из этой самой ржавчины. Систему вентиляции переделывали и обновляли, но полуметровые стенные отводы и сами решётки остались в первозданном состоянии. Уж очень добротно были сработаны эти антикварные штуковины, да и служили они своего рода напоминанием о предшественниках. Но безжалостное время всё-таки начало одолевать металл.
Дымящаяся на полу сигарета была зверски растёрта подошвой ботинка. Остатки её лаборант зафутболил под старинный громоздкий сейф, служивший в данный момент импровизированным кухонным столиком. На нём удобно расположились несколько разнокалиберных чашек, ложек, вилок, консервный ключ, банка с сахаром, банка с кофе и, конечно же, замаскированная пепельница. Лаборант пододвинул к стене ровесника сейфа и решётки, такое же древнее деревянное кресло, обшарпанное, чудом не развалившееся до сих пор. Сесть на эту рухлядь могла себе позволить только не уважающая себя или пьяная задница.
Кресло скрипнуло, принимая на себя массу человека, и спустя секунду резко шатнулось. Парень, теряя равновесие, машинально вцепился пальцами в ржавые прутья, которые уже находились на уровне его глаз. Деревянные бруски вмурованного обода давно сгнили, и ржавая решётка легко выдернулась из стены, увлекая за собой облако пыли, куски штукатурки и винегрет мусора, образованный многолетними залежами окурков, мумиями тараканов, клоками паутины, обрывками бумаги и даже несколькими «резинками», давным-давно исполнившими свою функцию.
— Ё-о-о!..
Этот вопль был единственным звуком, который издал лаборант, когда упал с кресла на мелкие коричневые квадратики напольной плитки. Что только не падало и не капало на них за всё время существования объекта. Наши люди и в совсекретных подземельях — наши.
Занавесь из мутного пластика прикрывала маленький «аппендикс», служивший лаборантской сектора обеспечения. Пластиковая плёнка оборвалась от стремительного падения человеческого тела. Возмущённо шурша, она свалилась и вслед за мусором накрыла чистый халат самого младшего научного сотрудника.
— Твою мать! Ать! Долбить-ковырять! — Лаборант стянул покрывало шторки, откашлялся, отплевался и высморкался на пол при помощи левой руки. Только после этого он уставился на решётку, выхваченную из стены скрюченными пальцами правой.
И на яркую белую причину случившегося полёта с кресла на пол.
Очки с диоптриями, недавно опять вошедшие в моду, свалились при падении. Теперь они находились не на носу лаборанта, а под каким-то из многочисленных приборных шкафов. Сидя на полу, слетевший с кресла парень близоруко щурился. Он пытался разглядеть, что за хрень изгадила ему душевный пивной настрой в самом конце рабочего дня.
А хрень и вправду была именно хренью. На взгляд нельзя было даже примерно определить её принадлежность к каким-либо минералам, ископаемым или композитным материалам. На вид — морская галька, этакий крупный окатыш девственно-белого цвета с льдистыми вкраплениями. Они бриллиантово посверкивали в тусклом мерцании ламп якобы дневного освещения.
Причём возникало впечатление, что свечение это было не отражённым, а шло изнутри штуковины, непонятно каким способом угодившей в вентиляцию. И если бы очки лаборанта остались на переносице, то впечатление переросло бы в уверенность. Он заметил бы едва различимую ауру. Сгусток породы окутывал идущий изнутри свет, и в нём преломлялся свет из внешних источников. Как будто подарочек, доставленный по трубам, предварительно был раскалён на огне.
— Что случилось? Я про твою маму аж в конце коридора услышал!
Вслед за дверным скрипом в помещение ввалился Петрович. Более чем «навеселе», по своему обыкновению.
Его синяя роба, покрытая разноцветными пятнами неизвестного происхождения, и засаленные чёрные нарукавники вынуждали некоторых учёных смущённо отводить взгляды от нынешнего завскладом «образцов и особей». Кое-кто ещё помнил блистательное прошлое этого человека. Профессор, членкор, без пяти минут академик, он превратился в алкоголика предпенсионного возраста.
Зелёный змий утянул Валентина Петровича Горовского на социальное дно четыре года назад, после взрыва и пожара на подчинённой ему базе «Сератово-2», входившей в систему ИнтерЦИЗ. Именно тогда, в две тысячи пятьдесят втором, всепожирающее пламя за считаные минуты отобрало у него смысл дальнейшего существования: и дело всей жизни, и сына-аспиранта, приехавшего на лето работать к отцу… Только жалость бывших однокашников, имеющих немалый вес в научных кругах, не позволяла этому несчастному человеку сгинуть.
В прошлом году начальнику расконсервированного прямо в центре столицы подземного комплекса настоятельно посоветовали взять Петровича в штат и определить его заведовать хранилищем артефактов и мумифицированных монстров. Да и куда ж ещё было пристраивать ветерана Интернационального Центра Изучения Зоны, бывшего специалиста по исследованиям воздействия мутагенных факторов аномальной реальности на биологические организмы!
— Э-э, тут вот, Валентин Петрович, такая фигня. — Лаборант пошевелил торчавшими из решётки пальцами. Они застряли в ячейках, составили компанию белому комочку, не поддающемуся классификации.
— Дай-ка гляну. — Горовский достал из нагрудного кармана очки в тонкой металлической оправе, деловито водрузил их на переносицу и принялся осматривать руку юного сотрудника.
Эти старые очки не имели никакого отношения к новомодным. Бывший профессор, вполне возможно, носил их ещё в пору студенческой юности, выпавшей на начало двадцатых. В то время контактные линзы и коррекция зрения были уже вполне обычным, но далеко не повсеместным явлением. Люди не торопились избавляться от укоренившихся привычек, жили неспешно, будто вечность есть и совершенно ничего не угрожает нормальному течению жизни… Зона была ещё маленькой, локальной, а кошмарная катастрофа двадцать шестого ещё никому и в страшном сне не снилась. И в помине не существовало никакого Периметра, которым человечество было вынуждено отгородиться от Чёрного Края в конце двадцатых годов.
Аномальный текучий хаос диаметром шестьсот километров, что возник в одночасье, после скачкообразного расширения зонной территории, ещё не угрожал будущему планеты Земля. Тридцать и больше лет назад земляне жили себе, не тужили! Планы строили на всю жизнь вперёд. Не то что ныне. В любой момент Зона снова ка-ак вспухнет, как раскинет щупальца черноты тысяч на шесть километров… Никому и ничему на планете мало не покажется. Уж кто-кто, а научные сотрудники подразделений и филиалов «ОтЗона», законспирированного в структуре российского МЧС, в этом ни секунды не сомневаются.
