В одном из писем Степан Лаврентьевич сообщал автору этого очерка: «Во время войны я потерял с братом связь. Родина наша — село Клепалы — оказалась в оккупации. Осенью 1941 года услышал по радио: танковые части полковника Гетмана громили хваленую армию генерала Гудериана под Москвой.
Написал письмо на имя Верховного Главнокомандующего Сталина: „Как же так, ваши штабисты не знают, где воюет их генерал?“ Вскоре получил ответ с указанием полевой почты. Так была установлена связь с братом, от которого также узнал, что наша мать находится в Барнауле».
6-й танковый корпус планомерно пополнялся людьми и техникой. К началу сентябрьского наступления в нем уже было 142 танка, в том числе 67 КВ и 55 тридцатьчетверок. За последнее время на фронте произошли большие перемены: 23 августа 31-я армия освободила город Зубцов, а 20-я армия с частью сил 5-й армии — районный центр Карманово. Штаб фронта планировал добить вражескую группировку в районе Гжати.
27 августа 1942 года из штаба 20-й армии поступило распоряжение сдать боевой участок 251-й стрелковой дивизии, а к утру 30 августа сосредоточить корпус в районе населенных пунктов Покров, Брюхачево, Акулино. Там он должен поступить в резерв командующего фронтом. Но не прошло и двух дней, как позвонил начальник штаба генерал-майор Л. М. Сандалов и сообщил, что первое распоряжение отменяется. Танковый корпус предполагается использовать в боях в составе подвижной группы генерал-лейтенанта А. А. Тюрина.
Войска предстояло переместить в Васютниковские леса, в район населенных пунктов Подьяблоня, Васютники, Коротово, Афанасово. На все это давалось всего двое суток, причем в целях маскировки перемещаться предстояло только ночью.
К началу сентября дожди прекратились, и переброска войск, колесного и гусеничного транспорта была значительно облегчена. Зелень лесов сменялась на багряные оттенки, но все еще надежно прикрывала корпус от налетов вражеской авиации.
За рекой Гжать стрелковые дивизии отвоевали у немцев небольшой плацдарм. Туда и предстояло вывести корпус. Теперь он стоял у переправы, пополненный людьми и техникой — танками, артиллерией, минометами, противотанковыми ружьями. Корпусу были приданы самоходно-мотоциклетная бригада и истребительно-противотанковый полк — 20 орудий, что значительно усиливало огневую мощь.
1 сентября Гетман собрал командиров бригад и на карте проработал с ними план боя. Наступление намечалось на следующий день. Взаимодействуя с 331-й и 354-й стрелковыми дивизиями, танкисты должны были прорвать оборону противника на участке Бургово — Гончарово и к исходу дня выйти в район Марьино, Киселево, Заболотное, Акулино
[96]
.
Ночью разведка обшарила передний край, выясняя расположение немецких противотанковых батарей в Бургово, Романово и Подберезье. Саперы между тем заканчивали строительство ложных переправ на реке Гжать. Все эти меры предпринимались с единственной целью — уменьшить потери людей и техники при прорыве обороны противника.
Шифротелеграммы штаба армии, поступившие поздно ночью, предписывали начать артподготовку в 6.00 2 сентября, через полчаса начинать танковую атаку.
Ночь перед боем Гетман отдыхал не более двух часов. С рассветом отправился на КП, расположенный в лесу, у деревни Абуражная.
Отгремела 30-минутная артподготовка, и корпус пошел в наступление. В первые минуты немецкая авиация начисто смела ложные переправы, а настоящие — в Бургове, Решетникове и Хреновой — почти не пострадали. Тут только Гетман по достоинству оценил бутафорию, которую они придумали вместе с начальником штаба Комаровым. Переправившиеся через Гжать войска устремились вперед.
Вначале командиры бригад сообщали о разбитых немецких дотах, об уничтоженных орудиях и минометах, о захваченных пленных. Умалчивали лишь о своих потерях. А для командира корпуса этот вопрос был наиглавнейшим: бой только разгорался. «Вот бicoвi дiти, я им покажу!» — в минуты особого напряжения Андрей Лаврентьевич срывался с русского на украинский, и присутствующие на КП помощники знали, кому-то после боя достанется на орехи.
Захватив деревню Романово, комбриги 200-й танковой и 1-й самоходно-мотоциклетной с трудом ее удерживали, но просили поддержать пехотой. Только где ее взять? Все резервы были задействованы в бою. Гетман отправляет на передовую офицера связи с запиской: «Командирам 200-й тбр и 1-й смцбр. Захватить и удержать Романово. Закрепиться в Романове и Бургове для последующего перехода в наступление»
[97]
.
Немцы не случайно держались за эти населенные пункты. Здесь были сильные гарнизоны и мощные узлы сопротивления, отсюда они вызывали авиацию с ближайших аэродромов. На этом участке фронта продвижение замедлилось.
Что там произошло, Гетман решил выяснить сам. Захватив с собой лишь адъютанта лейтенанта Курило, он приказал шоферу Якову Ляленко гнать «бантам» (вездеход. — В. П.) в 100-ю танковую бригаду.
Через полчаса перед глазами командира корпуса предстала неприглядная картина: танки, пройдя несколько километров, остановились. Немецкая артиллерия била по переднему краю, но снаряды ложились не так густо — обычный обстрел. Гетман не удержался, выскочил из машины и бросился к ближайшему танку:
— В чем дело? Почему остановились?
Выглянувший из люка лейтенант, увидев перед собой командира корпуса, неуверенно произнес:
— Немцы лупят из всех видов оружия, пожгут машины.
— Сейчас дорога каждая минута, лейтенант. Промедлим — потерь недосчитаемся. Вперед!
Комкор бросился к другому танку и так, перебегая от одной машины к другой, заставил танковую роту двинуться в бой. Рядом рвались снаряды и свистели пули, но он не обращал на это никакого внимания: важно, что атака возобновилась.
После войны Яков Иванович Ляленко, майор запаса, в одном из писем напомнил генералу армии Гетману об этом эпизоде: «Под Ржевом танки пошли в наступление и, пройдя 3–4 километра, остановились. Командиры струсили. Я, Вы и Курило на открытой машине подъезжаем к танку, а пули со стороны немцев свистят. Вы крикнули командиру: „Вперед!“ — и танк пошел в бой. Подъезжаем ко второй „коробочке“. Вы снова кричите. Второй танк пошел. И так одна за другой машины тронулись с места… В этот момент Вам пулей прострелило фуражку».
Отвечая на письмо своего бывшего шофера, Андрей Лаврентьевич писал: «Разве можно удержать в памяти все фронтовые эпизоды? Война была долгой и страшной. Главное в той войне то, что мы выстояли. Конечно, каждый бой — это драма, это неимоверное напряжение физических и духовных сил. Видимо, поэтому мы и победили»
[98]
.
Драматических эпизодов даже в тот, 1942-й, год было хоть отбавляй. Генерал А. А. Тюрин требовал тогда развить успех танками, расширить прорыв в обороне противника, чтобы ввести в него новые силы. С этой целью он подчинил корпусу 13-й кавалерийский полк. Бои разгорелись с новой силой.
