— Спрашиваю: почему нужно именно сейчас собирать желуди? Мне говорят — потому что сезон и соцсоревнование, со школы нужно детей приучать. Нет, говорю, почему вы сняли детей именно с моего урока, с русского языка? Нет ответа! Физкультурное движение развивают, есть такое постановление партии и правительства. А литература, язык — какое постановление требуется? Михаил, меня предупреждали, я пытаюсь не обращать внимания, но это же диверсии!
Даже если б я с Лизой соглашался, такой поворот разговора мне ну никак бы не понравился.
— Ну, знаете, с диверсиями пусть другие компетентные органы разбираются, — произнес я осторожно и взял ее за плечо. Она не сбросила моей руки: или не придала значения жесту, или не захотела. — Если вы пришли ко мне за советом — хорошо сделали, правильно. Но я всего лишь участковый, один милиционер на все Ямки. Кого-то подозрительного задержать, посадить в холодную и вызвать МВД — это мое, а воспитывать директора школы, тем более поселкового председателя, не в моей, Лиза, власти. — Я попытался улыбнуться. — Скажем, возьму я Пилипчука на мушку и прикажу привезти вам дрова. Он послушается, а потом скажет кому надо: вот, мол, участковый Середа пытался устроить теракт.
— Теракт? — учительница отшатнулась, но я крепко стиснул ее плечо.
— А то! Он же у нас должностное лицо. Советской властью поставлен. А я на него — с пистолетом! Времена такие… — Говоря это, я быстро соображал: что же делать? — Так, вот что мы с вами сделаем, Лиза… На мотоцикле я дрова не перевезу, видел эту кучу. Но уполномочен требовать себе коня и подводу для служебных нужд. И пан-товарищ Пилипчук обязан мое, милиционера, требование удовлетворить. У нас что сегодня за день?
— Пятница…
— Вот и прекрасно! Завтра мои «ястребки» выйдут на субботник! — гордый собой, произнес я и добавил: — Коммунистический… или комсомольский, пусть попробуют не выйти, черти! Вот тогда увидим, кто здесь против советской власти!
Не удержалась Лиза Воронова — захлопала в ладоши.
И в каком-то искреннем порыве подалась ко мне.
Чмокнула в щеку, правую. Потом — снова, теперь уже в левую.
— Вы просто замечательный, Мишенька! Первый человек, с которым мне здесь легко, правда! Вы даже представить себе не можете… — Чего я не мог представить, Лиза не сказала, и в поцелуях ее была только искренняя радость от того, что наконец нашла друга. — Слушайте, приходите завтра вечером в клуб! Там танцы…
— Вы меня на танцы приглашаете?
— Да вы что! Здесь не танцуют так, как я привыкла в Москве! И представляете вообще, что о нас потом понесут по селу? Хотя можем на танцы…
— Лиза, как бы то ни было — а я буду в субботу в клубе! За порядком следить — моя служебная обязанность, никуда от этого не деться.
— Да я же не о танцах, Миша! Не о танцах! У нас репетиция будет, кружок самодеятельности. Представляете, тут не было кружка самодеятельности! Даже в Журавке есть, шефский концерт давали на кирпичном заводе имени Молотова! «За двумя зайцами» называется, только я говорила в районо: русскую классику нужно осваивать — Чехова или Островского.
— Так у вас репетиция будет? Что ставите?
— Пока ничего такого серьезного, — Лиза смутилась, даже заговорила тише. — С малого нужно начинать, знаете… Я предложила театрализованную постановку «Наша страна»… Понимаю, название, может, не очень, но в духе времени… Сама придумала… Предложила детям тоже принять в этом участие. Они у меня стихи сами писали. — Это прозвучало с нотками гордости. — Здесь, по селам, очень много детей талантливых. Только никто с ними не занимается…
— И как, получились у них стихи? Поэзия — это же непросто. — Тут я сказал чистую правду, потому как совсем не разбирался в поэзии, да и теперь не очень понимаю.
— Еще как! Приходите, приходите — сами услышите! Может, не очень с точки зрения литературы или еще там чего-то, зато очень искренние. Я сама тему задала, вот они на заданную тему и написали.
— И что за тема?
— Хочу к Октябрьским праздникам приурочить. Или такая — девятая годовщина воссоединения украинского народа в единой советской державе. Поводов много, идеологически правильные… Ну, соответственно, и стишки универсальные. Взрослых тут не переучишь, но для чего учителя? Для чего-то же нас сюда партия посылает, доверяет нам поколение, правда?
Хотя говорила Лиза Воронова правильные слова, но даже если бы она молола чушь — я все равно молча кивал бы, соглашался бы со всем, что она говорит и еще не сказала. Я такое чувствовал впервые, хотя, несмотря на войну, имел некоторый опыт общения с женщинами, как и всякий мужчина моего возраста. Но учительница Лиза — нечто иное, этого было не передать словами тогда, а уж тем более теперь…
Естественно, я согласился прийти на репетицию. Сельский участковый тоже должен культурно расти и развиваться, и в этом лучше учителя русского языка и литературы ему никто не поможет. Вот так я сказал тогда Лизе Вороновой.
8
В тот вечер учительница специально выбрала время перед объявленными раньше танцами. Не зная, куда себя деть в ожидании субботнего развлечения, молодежь обычно приходила в клуб раньше и — хочешь не хочешь — толклась в зале, а значит, выполняла роль зрителей. Той самой публики, к которой Лиза пыталась приучить своих воспитанников — ведь здесь, при школе, еще никогда не организовывали драмкружка. Для нее было очень важно, чтобы во время репетиции в зале сидели люди. Как объяснила мне учительница, именно такой метод должен постепенно избавить детей и подростков от страха перед зрителями и публичными выступлениями. Впрочем, Лизе, наверное, лучше знать, она же педагог, и я не собирался вмешиваться в это своим солдафонским разумом…
Понятно, что подводу у Пилипчука я выбил, «штырьков» на субботник мобилизовал, а когда дрова под моим внимательным наблюдением разгрузили, еще и попробовал провести с директором школы небольшую воспитательную пятиминутку. Тот оказался непробивным: заявил, что учеников снимают на общественно-полезные работы не только с уроков русского языка и литературы. Он, например, преподает математику, ему тоже не очень нравится, когда вмешиваются в учебный процесс, вот только никакой «политики», как сказал сам директор, в этом нет: детей прежде всего нужно приучать к коллективному труду, без понимания этого ни математика не понадобится, ни литература не пойдет на пользу.
Я уже слышал краем уха: в школе, наоборот, нет учителя украинского языка, и это директор легко объяснил. Учительница есть, но двое ее братьев — в УПА, младшая сестра — связная, арестована и осуждена, а сама учительница при немцах была членом местного отделения «Просвиты», а это националистическая организация. Я вынужден был согласиться: учительница с такой биографией действительно не имеет права преподавать в советской школе, а украинский язык здесь, в селах, и без учителей знают. Из-за этого учительницу русского, такую молодую и активную, здесь особенно ценят. Поэтому в том, что вместо ее уроков дети собирают желуди или отрабатывают с родителями в колхозе, не стоит искать особенных заговоров. Словом, этот дядька под конец разговора показался мне не таким уж гадом, как я себе представлял. При случае я решил развеять напрасные сомнения Лизы. Ведь она здесь такой же новый человек, как и я, разве что приехала на месяц раньше меня. И вот он, шанс: возьму и предложу ей осваиваться тут вместе, двум новичкам всегда спокойнее и веселее.
