И тем не менее у Карстена Роде на душе было неспокойно...
Он не завоевал мировой славы — такой, как Френсис Дрейк, Мартин Фробишер, Уолтер Рели и другие английские пираты. Но известность флибустьера ван Дорна на Мейне была несколько иного рода.
Испанцы не видели большой разницы между буканьерами и флибустьерами и накинулись на мирных охотников Эспаньолы. Высадив на острове десант, они перебили в буканах несколько сотен людей, когда те спали. Эта карательная экспедиция вызвала ярость мастеров заготовки мяса. А так как они отменно владели оружием, то на острове развернулась настоящая война на уничтожение, и буканьеры, действовавшие небольшими отрядами, быстро взяли верх. Испанские плантации были сожжены, фермы разрушены, жители небольших поселков в глубинке, истреблены все до единого. Гарнизоны и наскоро вооруженные испанские ополченцы оказались бессильными против охотников, которые мгновенно исчезали в лесу, откуда стреляли без промаха.
Тогда испанские власти решили уничтожить весь скот на острове, чтобы задушить пиратов голодом. За два года животные там были почти перебиты, а многим буканьерам пришлось сменить профессию. Но в конечном счете это не принесло никакой выгоды, поскольку охотники влились в ряды своих постоянных заказчиков — флибустьеров. Вскоре испанцы поняли: в морском разбойном промысле маленький островок Тортуга играет куда более важную роль, чем его большая соседка Эспаньола. Так что в скором времени главнейшей задачей испанцев стало выгнать пиратов из Тортуги.
В один из дней, когда гавань Бас-Тер опустела — почти все суда, в том числе и эскадра ван Дорна, насчитывающая восемь кораблей, ушли на «промысел», — испанцы подогнали к Тортуге четыре галеона и высадили на остров мощный десант. Орудия испанских судов быстро расправились с немногочисленными защитниками Горы (скорее всего, не обошлось без предательства), а оставшиеся обыватели были практически безоружны. Тех, кто пытался сопротивляться, испанцы перестреляли, сдавшихся на милость победителям перевешали, только горстке уцелевших удалось укрыться в лесу. А затем озлобившийся донельзя десант принялся разрушать и жечь дома, портить продуктовые запасы, не думая о том, что все это может понадобится гарнизону, который решено было оставить в пиратском логове.
Видимо, у гарнизонных солдат душа совсем не лежала к службе на этом дьявольском острове, хотя их обязанности заключались лишь в том, чтобы патрулировать, выискивая уцелевших жителей, и присматривать за морем. Особенно внимательно они должны были следить за проливом, отделявшим Тортугу от Эспаньолы, однако и эта забота не вызывала у них особого рвения. Поэтому ничего удивительного, что сотня людей Ван Дорна, тайком высадившись на берег, захватила врасплох гарнизон и выгнала испанцев с Тортуги. Французские флибустьеры и буканьеры, прослышав об этом, быстренько возвратились восвояси, где их радостно встретили сохранившиеся поселенцы.
Так Тортуга начала заново отстраивать укрепления. Уже под руководством опытного де Фриза, когда-то занимавшегося фортификацией и при живейшем участии ван Дорна, подкрепленном деньгами с ограбленных испанских галеонов. Оставшиеся в живых и те, кто вновь прибывал из Европы, быстро соорудили себе новые более комфортабельные дома, даже каменные, понастроили таверн, оборудовали рыночные ряды, и жизнь в Бас-Тере опять вернулась в полноводное русло. Спустя какое-то время Тортуга стала неприступной, и флибустьеры без опаски занялись привычным делом, чувствуя за спиной крепкий тыл. Ван Дорна благодарили и считали неофициальным губернатором острова.
Десять лет, проведенные на Мейне в сражениях и заботах о безопасности Тортуги, сильно утомили Карстена Роде. Он уже несколько раз отправлял в Европу свои сбережения вкупе с деньгами соратников. В отличие от остальных флибустьеров ни он, ни поморы монетами не швырялись. Пили — да, много. Без рома на Мейне не выжить. И потом, никто из поселенцев острова не желал быть в своем анархическом обществе белой вороной. Но Голштинец с истинно немецкой педантичностью строго следил, чтобы на его кораблях была дисциплина, а матросы не допивались до белой горячки.
Понятно, дела административные, фактически навязанные ему местными жителями, ни в коей мере не препятствовали морским походам. Ван Дорн не только перехватывал испанские галеоны, но и отважился на захват Маракайбо, что было отнюдь не легкой задачей. Город находился на берегу большого озера, был богат, но хорошо защищен двумя островами и крепостью ла-Барра, расположенной за речной отмелью. У этой отмели озеро соединялось с морем.
Ван Дорн под покровом ночи высадил отряд пиратов, которые и атаковали ла-Барру. К сожалению, пока шла битва за крепость, жители Маракайбо (город находился в шести милях от крепости), спасая жизни и самое драгоценное имущество, бросились в лодки и другие суда, чтобы уехать в город Гибралтар, находившийся в сорока милях выше на том же озере.
Флибустьеры застали Маракайбо пустым. Неудачей это было назвать нельзя, потому что практически все имущество осталось в домах и на торговых складах. Тем не менее ван Дорн выслал поисковые отряды и спустя неделю они доставили в город около сотни пленников и почти тридцать тысяч пиастров.
К сожалению, при взятии Маракайбо ван Дорну пришлось сильно повздорить с Гастоном Леграном. Разнузданная натура француза требовала крови и мучений, поэтому его люди начали с большим ожесточением пытать пленников, чтобы выведать, где те спрятали золото и драгоценности. Ван Дорн, как адмирал пиратского флота, запретил это (у него были свои, тайные, замыслы на сей счет) и едва не схватился с Леграном на шпагах. У авантюриста хватило ума не доводить дело до поединка (он уже имел возможность наблюдать за Голштинцем в бою); Гастон Легран лишь забрал своих подчиненных, часть судов и покинул захваченный город. С той поры они если и встречались, то только в гавани Бас-Тер, при этом официально раскланиваясь. Их пути разошлись навсегда.
Когда Гастон Легран вышел из состава эскадры, людей у ван Дорна стало, естественно, меньше, но тем не менее он решился атаковать Гибралтар. Этот, совершенно рисковый план, конце концов и сработал как должно.
Гибралтар был очень богат. Но самое главное — горожанам удирать было некуда. А значит, все ценности останутся на месте.
Флот подошел к Гибралтару около полудня. С борта «Фелиции» ван Дорн видел не только прелестные виллы, разбросанные по побережью, но и засеки, подтопленные поля, батареи и многочисленные палисады. Все подсказывало, что с теми силами, которые были у Голштинца, город с моря не взять. Тогда он отдал приказ штурмовать Гибралтар по суше.
Однако флибустьеров, идущих по суше, встретили завалы деревьев и плотный артиллерийский и ружейный огонь. Дорога к Гибралтару была практически одна, перекрытая, а по сторонам нее располагались топи. Пятнадцать пушек, поставленных испанцами на дефиле из древесных стволов, косили пиратов картечью. Не выдержав, флибустьеры дрогнули и побежали. Ободренные отступлением неприятеля и считающие его деморализованным, офицеры дали приказ преследовать разбойников, что и было выполнено солдатами со всевозможным старанием.
Это была ловушка: бегущие заманили испанцев в засаду, а их товарищи, прятавшиеся в кустах, дали залп. Палили буканьеры — лучшие стрелки Мейна. А потом началась резня. Птицеловы, мгновенно превратившиеся в дичь, представляли собой жалкое зрелище. Испанцы хорошо знали, как дерутся «коршуны» ван Дорна, поэтому не тешили себя иллюзиями на благополучный исход. Флибустьеры никого не брали в плен, убивали всех подряд, и вскоре вражеские укрепления были заняты, а дорога на Гибралтар открыта.
