– Где мы поставим подсвечники? – спросил один из стариков у девушек, закончивших чистить означенную церковную утварь и теперь переносивших ее в церковь, где подсвечники аккуратно ставились в углу между алтарем и стеной. Похоже, даже они все забыли, где же было место подсвечников в церкви.
– На ступенях алтаря, – ответила одна из пожилых женщин, – а меньшие по размеру пойдут сюда, прямо на алтарь.
На алтаре стопкой были сложены толстые книжные тома. Один из стариков грязными пальцами перелистывал пожелтевшие страницы. Каждая страница была испещрена рядами цифр и пометками на полях. Эти книги имели большую ценность. В них содержались отчеты церкви за последние годы, точнее, отчеты о работе склада. Здесь были отражены все вклады и долги крестьян Ольшанки, данные об объемах их вкладов в семенной фонд, денежные суммы по реализации продукции. Старик не знал, должен ли он выбросить эти книги или поставить их на хранение в надежное место. Наконец он нашел нужное решение. Он взял эти толстые книги, тщательно удалил с них пыль и поставил их в углубление посередине алтаря. И тут одна из бабушек, та, что до этого несколько минут внимательно наблюдала за стариком, начала махать руками и что-то выкрикивать хриплым голосом. Остальные старушки подались вперед и стали сердито ворчать. Это место предназначено для святых книг, выговаривали они старику, а не для этих толстых бухгалтерских папок. После этого на защиту бухгалтерских книг смело бросилась молодежь. Юноши в ответ заявили, что книги всегда хранились именно в этом месте, и значит, должны здесь и остаться, и нет никаких веских причин для того, чтобы убрать их, бухгалтерские документы следовало оставить на месте до тех пор, пока не найдут подходящие церковные книги.
Потом постепенно буря миновала, голоса стали менее резкими, старушки, потерпев поражение, отступили, что-то бормоча про себя и качая головами.
– Давайте сюда подсвечники, бабушки, – предложил один из молодых людей, после чего он со своими приятелями стал помогать бабушкам расставлять подсвечники на алтаре.
В это время пожилые мужчины выглядели смущенными.
– Где мы возьмем восковые свечи, огромные свечи, которые используются здесь? – спрашивали они. – Если бы они у нас были! Но мы годами их не видели.
Наконец в церкви был наведен порядок. Здесь больше не хранились груды семян, помещение было вычищено и вымыто. Коммунистические сельскохозяйственные пропагандистские плакаты, которыми еще час назад были увешаны стены, сменили лики святых. Оконные стекла также были тщательно вымыты и протерты. Ко мне подошла пожилая женщина, которая, назвав меня барином, спросила, как скоро вернется назад их поп. Вот уже двенадцать лет, как он был отправлен в Сибирь.
– Возможно, он скоро вернется, – ответил я.
– Если наш поп не вернется, мы не сможем заново освятить церковь, – пожаловалась старушка, а все остальные внимательно прислушивались к разговору, встав вокруг меня плотным кругом.
– Ему придется долго добираться сюда, – проговорила одна из девушек, – из Сибири в Ольшанку довольно далеко.
Молодежь принялась смеяться, но старики смотрели на меня в замешательстве. Они как бы спрашивали сами себя: «Что нам делать с нашей церковью, если наш поп не вернется назад?»
Юноши насмешливо улыбались, как бы отвечая им: «Если ваш поп не вернется, мы снова станем хранить здесь зерно».
– Возможно, его уже нет в живых, – заметил я. – Но если не он, то сюда приедет кто-нибудь другой.
Неожиданно один из стариков спросил:
– А как насчет колоколов?
Кто-то другой повторил вопрос:
– Да. Что насчет колоколов?
Русское обозначение понятия «колокола» очень красиво на слух, оно точно и ясно отражает чистый и глубокий звук русских колоколов, эхо которого мягко разносится над украинской землей. Все вокруг меня один за другим стали повторять:
– Колокола… колокола… колокола.
И в этой гармонии звукоподражания мне будто бы слышался веселый звон колоколов с церковной колокольни, который эхо разносит далеко вокруг через зеленые и золотистые поля, над широкими просторами моря пшеницы.
– Подождите! – воскликнул один из стариков и побежал куда-то наружу.
Мы все последовали за ним на церковный двор, и оттуда видели, как старик поспешил вниз через луг к коровам, которые паслись на землях, принадлежавших местному колхозу. Мы видели, как старик подбежал к корове, снял с ее шеи тяжелый бронзовый колокольчик, живо повернул назад и снова поспешил по тропинке вверх. По мере того, как он приближался к нам, все продолжали твердить:
– Колокола… колокола… колокола!
Какой-то юноша предложил взобраться на вершину колокольни. А мы все снова вошли в здание церкви, старики схватили поставную лестницу и приставили ее к стене колокольни изнутри. Юноша поднялся по лестнице и исчез из виду. Вскоре все мы услышали, как откуда-то сверху доносится тяжелый сладостный звук бронзового колокола. Пока непривычный звук, глубокий, чистый и мягкий, эхо несло вниз, в долину, все, даже сидевшие у источника раненые, подняли взгляды вверх. Это вызывало ассоциации, будто на бесконечных синих небесных лугах паслись коровы. И когда это видение молнией пронеслось в моем сознании, один из юношей, тех самых молодых насмешников, проговорил, хихикая:
– Послушайте корову! Это корова!
Все засмеялись, но я схватил юношу за руку и, больно сжав ее, сказал ему:
– Не смейся!
Он посмотрел на меня и, покраснев от стыда, попытался что-то мне сказать. Но молодой человек лишь напрасно шевелил губами, не в силах найти нужных слов. Я бы сказал ему: «Это самое прекрасное – тот коровий колокольчик наверху».
Но и я не мог найти слов.
(Далее текст зачеркнут фашистским цензором.)
Пока мы слушали звук колокольчика, неподалеку от церкви остановилась колонна немецкой артиллерии. Спрыгнув с лошади, офицер дал команду развязать лошадей и вошел в церковь. Почти сразу же он снова вышел оттуда и резким голосом скомандовал:
– Заводите лошадей в церковь!
Старые женщины-крестьянки крестились, старики, опустив глаза, молча пошли прочь. Юноши смотрели на меня и хихикали.
Глава 17
Пыль или дождь
Печанка, сентябрь
Наконец, после целой недели дождей, здесь установилась хорошая погода. Вернулась пыль, и немецкие солдаты с удовольствием дышали ею. (Да-да, вернулась все та же ужасающая пыль, проклинаемая всеми завеса красноватого цвета. И все же мы с удовольствием дышали ею, радостно приветствуя, как старого друга, после всех этих дней грязи, когда мы с трудом брели вперед по ужасным украинским дорогам, которые дожди превратили в полосы стекла, смазанные вазелином. Требовался всего лишь небольшой дождь, чтобы превратить эти дороги, узкие, труднопреодолимые и без того малопригодные для движения транспорта, в вязкий слой скользкой грязи, который периодически приводит тебя к глубокой трещине или яме, о чем извещает предательский треск.) Наконец-то мы снова можем возобновить наше движение вперед, продолжить наше наступления к Днепру. «Schnell! Schnell!» – неслось из конца в конец колонны. Где-то у горизонта снова слышался лай пушек. Всполохи пулеметных очередей, свист пуль в бесконечных колышущихся полях.
