Я стоял рядом с баром, вертя в руках зубочистку.
Напротив Неразлучник смешивал в шейкере термоядерный коктейль «Гуантанамера». Делал он это для верного своим вкусам Кабула, сталкера-одиночки, что, далеко выставив задницу, обтянутую грязными джинсами, напивался у дальнего окна в обществе прирученной молодежи.
К слову, на том окне был нарисован зеленый лужок с барашками. Морды баранов Сеня Питерский сделал зачем-то похожими на человеческие лица, и не просто какие-то абстрактно-человеческие, но на лица первых персон правящей Либеральной Автократической партии нашего богоспасаемого Отечества. От чего при пристальном взгляде на картинку делалось немного не по себе. То ли звери, то ли люди… Хоть бы кто-нибудь запретил наконец художникам курить шмаль перед работой!
Кабул поблагодарил официанта за свежепринесенную «Гуантанамеру» и заказал что-то еще. Думаю, заказал он куриные крылышки в соусе карри. И готов поспорить с кем угодно на сто единиц, что именно их!
Когда-то мы с Кабулом приятельствовали почти так же тесно, как сейчас с Тополем, и часто вместе выпивали. Я успел изучить его немудрящие вкусы. Вряд ли они изменились за эти годы…
К нашему с Тополем, Иваном и Ильзой подоконнику уже принесли все радости жизни – пиво, шампанское, «Кровавую Мэри», – но я не торопился уходить от барной стойки. Ведь про ночлег-то мы все еще не договорились! Я упорно надеялся, что сумею взять Неразлучника измором. И я был уверен, что Федя уже начал всерьез прикидывать, как организовать для меня и моей троицы нормальный вариант. Главное – проявить настойчивость.
Наконец Неразлучник сдался.
Улучив минутку, он с самым непринужденным видом наклонился к моему уху и сказал:
– Вот что, брат. Я придумал: отдам тебе свою комнату!
– Свою? Вот это номер! А сам-то как?
– Обо мне не волнуйся. Перетопчусь.
Я кивнул. Долг платежом красен – хорошо, что Неразлучник об этом помнит.
– И где она, твоя комната?
– Да на втором подземном этаже. Следующая после двери с черепом и костями. Помнишь такую? За той дверью запасной генератор стоит. Так вот после генераторной следующая дверь – моя.
– Найду как-нибудь, – заверил бармена я. И добавил: – Ты мировой мужик, Федя. За мной, если что, не заржавеет. Давай, что ли, ключ?
– Тс-с-с! – Лицо Неразлучника исказила гримаса крайней настороженности. – Потише, пожалуйста! Если кто-то из… хм… – Неразлучник запнулся, подыскивая выражение одновременно емкое и неругательное, – из посетителей нашего Бара узнает, что для тебя и твоих отмороженных из Прибалтики у меня местечко нашлось, а для них, таких сувенирных, нет, – жди неприятностей. Кто-нибудь обязательно разобьет бутылку о мою башку. Может, даже не здесь, не в Зоне. Но по ту сторону Периметра – точно.
– Да кому не лень… – начал было я, мне хотелось успокоить Неразлучника. Но он перебил меня:
– Да хоть бы и те трое из «Свободы», видишь? Зеленый у них главный… Когда они узнали сегодня, что в мотеле у нас мест нет, орали так, что пришлось охрану вызывать. Убранные все трое вусмерть – не то герычем, не то винтом… В общем, все эти свары мне на фиг не нужны. У меня и так лысина уже лезет. – Неразлучник наклонил голову и показал затылок, волосы на котором действительно были вовсе не такими густыми.
Я кивнул. Дескать, понимаю, сочувствую.
– Я вот что придумал, брат. Когда вам ужин приготовят, я официанта отзову. Мол, самолично вашу компанию обслужу, потому что вы мои друзья и все такое. Я поставлю поднос на ваш подоконник и скажу «приятного аппетита». Под тарелкой с хлебом будет лежать ключ от моей комнаты. Ты его так незаметненько из-под тарелки вытащи и в карман положи, чтобы никто не видел. На кольце с ключом, кстати, медный брелок висит с надписью «Генератор-3». Так ты написанному не верь. И в генераторную не лезь, – наставлял меня Неразлучник.
– Не переживай. У меня на сарае тоже большими буквами «ХЕР» написано, а в сарае том дрова лежат…
Бармен улыбнулся. Присказка эта была возрастом как мой дедушка, Иннокентий Иванович. А вот Неразлучник ее, оказывается, не знал.
– Да ты иди хоть пивка попей со своими… А то дежуришь тут будто стойкий оловянный солдатик, – поощрил меня бармен.
И я подумал, что ведь он прав.
Я застал своих друзей в состоянии легкой прострации.
Тополь курил одну за одной сигареты, бычкуя их в баночку из-под пива с художественно закрученными краями. Я ему уже сто раз говорил, чтобы он, зомбированный мафией торговцев табаком придурок, что-то решал. Ну, скажем, бросил или вроде того. А он? А он со мной согласен, между прочим.
Иван вдумчиво всматривался в свой пивной бокал, словно там показывали хоккейный матч, а Ильза – та, облокотившись локтем о подоконник, полуприкрыв глаза ладонью, рассматривала зал.
Во взгляде принцессы Лихтенштейнской мне померещилось нечто вроде антропологического интереса. Пожалуй, ей не хватало только бронированной видеокамеры, с какими расхаживают по Зоне всякие ученые.
Встав слева от нее, я невольно последовал ее примеру.
Так-с… Кто тут у нас?
«Там собиралася компания блатная», как сказал классик.
За подоконником, пристыкованным к нарисованному окну справа (у них за окошком белела нарядная березовая роща, на одной из берез краснели наливные яблочки), пировали господа бандиты.
Бандосы по-нашему, по-сталкерски.
Уж я этих гомосеков традиционной ориентации чую шестым чувством. И вроде бы с виду обычные граждане вроде вольных сталкеров. Никакого особенного зверства или подлости на лицах не написано, движения сдержанные, головы стриженые, одежда обычная, как у всех.
И все-таки нутром я чуял: не за знаниями пришли эти четверо пацанов с бритыми висками в Зону. И не за артефактами, как наш брат сталкер. И вовсе даже не за новыми впечатлениями, отвлекающими от удушающей рутины повседневности, – как идиоты-туристы. И даже не потому, что их зовет на подвиги что-то высокое и страшное внутри них самих, – как пацаны из «Долга» или фанатики из «Монолита». А потому что им на трупах попировать хочется. С убитых контейнеры поснимать. Дурачка-одиночку прижать в темном уголке и как следует пощекотать, а потом распотрошить. И все такое прочее, за что в военное время расстреливают без суда и следствия.
А какие мои доказательства? – спросите вы.
А никаких у меня доказательств.
Потому что если бы у меня доказательства были, я бы встал вот прямо там, в Баре, и всю эту сволочь, что растаскивала пестрые клинья пиццы, голыми руками передушил бы.
И, уверен, все присутствующие мне помогли бы, еще и в очередь построились. Помогать.
Но «не пойман – не вор». На юридическом языке эта байда называется «презумпция невиновности». Хрен ее еще выговоришь, эту презумпцию, язык как на трамплине на этом «эм» подскакивает…
