На фронте и в тылу органами НКВД отмечались разговоры, в которых ход военных действий на финляндском фронте в негативном плане сравнивался с антипольским походом Красной Армии сентября-октября 1939 г. Красноармеец 205-го стрелкового полка В.С. Передченко считал, что, вообще, Советский Союз «влез не туда, и Финляндию не победить». Не надо думать, рассуждал Передченко, что здесь будет «как в Польше», поскольку ее «разбил немец». И делал неутешительный вывод: «Мы здесь (в Финляндии. – В.Н.) все пропадем и всех нас перебьют».
[451]
В тылу также наблюдалось недовольство ходом войны против Финляндии. Например, в высказываниях москвичей звучало разочарование. На смену уверенности в том, что боевые действия «закончатся в 4-5 дней», пришло чувство невольного уважения к финнам, которые показали свое единство и упорство в вооруженной борьбе против Красной Армии.
[452]
4 января 1940 г., когда стали приходить первые известия о ее неудачных действиях против финляндских войск и больших потерях, В.И. Вернадский записал в дневнике: «Очевидно, допущена крупная ошибка: плохая разведка. Зарвались».
[453]
Действительно, представители разведки Ленинградского военного округа были настроены таким образом, что «с первых же дней войны белофинны побегут, в их тылу будет хаос». Поэтому они, в частности, считали вполне достаточным дать своим агентам простое задание: «с помощью радио сообщать о путях отступления финской армии».
[454]
Позднее, в мае 1940 г., руководство Народного комиссариата обороны было вынуждено признать, что настоящей «политической разведки» среди населения в районах, где приходилось действовать частям Красной Армии, не велось. Оно попросту не знало, «с какими лозунгами идти к этому населению и вести работу среди него». В целом, столкновение с действительностью нередко «ошарашивало» бойцов и командиров, знавших население зарубежных стран по «трафаретным лозунгам и упрощенной пропаганде».
[455]
Наносили свой вред и шапкозакидательские настроения предшествовавшего времени, а также «победный» настрой политического и военного руководства. В начале декабря 1939 г. некоторые из писателей, направленных на финский фронт в качестве военкоров, в полном соответствии с «установкой» В.М. Молотова, желали друг другу «свидания через три дня в Гельсингфорсе» (Хельсинки). В начале финской кампании бытовало представление, что «достаточно Красной Армии дунуть, как весь мир капитализма рассыплется подобно миражу». Установки политического характера, которые давались войскам, основывались на том, что «со стороны трудящихся и рядовых солдат» Финляндии не будет серьезного противодействия. Внедрялось в сознание и следующее убеждение. Население Финляндии в случае вступления ее в войну против СССР не станет рассматривать Красную Армию в качестве противника, чуть ли не сразу восстанет и перейдет на ее сторону.
[456]
Позднее поэт А.А. Сурков воспроизводил свой разговор с командиром лыжного батальона, имевшим воинское звание капитан, который понес большие потери в боях с финнами. На прямой вопрос Суркова, обращенный к капитану, кто именно виновен в «этом страшном конфузе», т.е. разгроме его подразделения, последний ответил: «Во-первых, виноват я, во-вторых, командование, в-третьих – больше всего кинокартины „Истребители“ и „Горячие денечки“.
[457]
В названных кинокартинах, созданных соответственно в 1939 и 1935 гг., военная служба изображалась как легковесное времяпрепровождение.
К началу января 1940 г. советское наступление на финском фронте приостановилось.
Боевые действия приобрели позиционный характер. Однако финнам удалось блокировать части 18-й, 163-й, 168-й, 44-й стрелковых дивизий и 34-й легкотанковой бригады. Многократные попытки деблокады оказавшихся в окружении советских войск приводили к большим потерям.
21 января 1940 г., когда Действующая армия в Финляндии оказалась в тяжелой ситуации, в Москве, в Большом театре, состоялось заседание, посвященное очередной годовщине со дня смерти В.И. Ленина. Выслушав доклад А.С. Щербакова, Сталин и его ближайшие соратники (члены Политбюро, военачальники, в том числе – К.Е. Ворошилов и С.М. Буденный, Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Г.М. Димитров) «в приятельской атмосфере» собрались за накрытым столом. Судя по дневниковой записи Димитрова, Сталин не только не провозгласил традиционной здравицы за Ленина (как это бывало в ходе других застолий и по другим поводам), но во время ужина 21 января 1940 г. ни в одном из тостов не упомянул о своем «учителе и воспитателе».
Однако не вспомнить о том, что происходило в далекой Финляндии, он, очевидно, просто не мог. Красная Армия несла в войне против финнов неоправданно большие потери, боевые действия продолжались уже более семи недель, а ожидаемого перелома в ее пользу достичь так и не удалось. Основное содержание сталинского монолога, произнесенного на ужине 21 января 1940 г., и его главные тосты прямо и непосредственно были связаны с ходом боевых действий на финском фронте. Он был вынужден признать, что лишь теперь стало очевидно, насколько хорошо финны подготовились к «большой войне» против СССР. Советский вождь упомянул об их дополнительной «силе» – членах военизированной организации шюцкор, насчитывавшей, по его сведениям, 150 000 чел. «Мы 60 000 перебили, – уверял Сталин своих собеседников, – надо перебить и остальных, тогда дело кончится».
Если на банкете, устроенном по случаю своего 60-летия (21 декабря 1939 г.), Сталин провозгласил здравицу «за товарищей, которые героически сражались на снежных полях Финляндии»,
[458]
то тост за участников боев в Финляндии, провозглашенный месяц спустя, оказался совершенно необычным и неожиданным. Поднимая бокал, советский вождь предложил выпить за Красную Армию, «которую недостаточно подготовили, плохо одели и обули, которую мы теперь одеваем и обуваем, которая дерется за свою честь – в известной степени скомпрометированную, борется за свою славу!».
Местоимение «мы», к которому прибег Сталин, констатируя тот факт, что в срочном порядке проводятся мероприятия по налаживанию снабжения красноармейцев и командиров, сражающихся в Финляндии, заставляет задуматься о следующем. По всей видимости, он рассматривал себя как главного инициатора скорейшего преодоления недостатков и промахов, допущенных высшим командованием РККА.
[459]
