Неужели М. Фридман вместе с А. Гринспеном нашли тот самый заветный «эликсир вечной молодости»?
* * *
Почему же ни Гувер, ни Кулидж тогда не воспользовались либеральной моделью во время Великой депрессии (1929 г.) и не снизили процентные ставки, не насытили рынок деньгами? Ведь подобные идеи еще накануне кризиса высказывал президент Федерального резервного банка Нью-Йорка Дж. Гаррисон, который вслед за своим предшественником Стронгом предлагал «принять «жесткие и энергичные меры» и поднять процентные ставки так высоко, чтобы искоренить спекуляцию, а затем немедленно снизить их, чтобы избежать падения деловой активности…»
{1334}. Т.е. вызвать искусственный кризис, а потом сразу насытить рынок деньгами. Почему же они не сделали этого?
На этот счет П. Кругман выдвигает две версии: во-первых, что кризисное состояние кредитных рынков не позволило ФРС вести более агрессивные действия для того, чтобы переломить тенденцию; во-вторых, человечество еще не имело опыта борьбы с подобными экономическими катастрофами и руководители государства оказались не готовы к удару стихии
[180]
.
Непосредственный свидетель событий Р. Хоутри был другого мнения. Он отмечал, что Федеральный Резерв был вынужден ограничивать предложение кредита из-за необходимости сохранения устойчивости валюты: «Невозможность способствовать оживлению с помощью дешевых денег… начиная с 1930 г. превратилась в бедствие для всего мира и поставила перед нами проблемы, которые угрожают разрушением строя цивилизации»
[181]
.
{1335} И Хоутри был прав. К тому времени доллар еще не имел тех мировых позиций, которые он получил после Второй мировой войны. Ожесточенная конкурентная борьба с европейцами за рынки сбыта не оставляла ФРС выбора в 1929 г. Снижение ставок в США на фоне сохранения высоких ставок в Европе угрожало в любой момент развернуть денежный поток с Уолл-стрит в Старый Свет
[182]
.
Подобная опасность возникла в 1927 г. В результате, для того чтобы сохранить возможность поддержания низких процентных ставок в США, Федеральный резервный банк Нью-Йорка был вынужден приступить к скупке первоклассных коммерческих векселей других стран, индоссированных их центральными банками. Таким образом, банк Нью-Йорка искусственно укреплял иностранные валюты по отношению к доллару, и, как следствие, расширял возможность европейских стран оплачивать американский экспорт.
Ведущие воротилы Уолл-стрит почувствовали приближение предела амортизации капиталов фондовой биржей и стали сбрасывать акции задолго до повышения ставок ФРС. Среди них был Б. Барух, один из богатейших людей мира: «Я начал ликвидировать свои акции и вкладывать деньги в облигации и запас наличности. Я также купил золото». От акций зимой 1928/29 г. избавился и известный биржевой спекулянт Джозеф П. Кеннеди, ставший при Ф. Рузвельте главой Федеральной комиссии по ценным бумагам
{1336}.
В социальном плане применение либеральной модели лечения Великой депрессии неизбежно привело бы не только к сохранению прежних тенденций перераспределения богатства в пользу «безмерно жадных пройдох и биржевых спекулянтов», но и к катализации этого процесса. В условиях 1930-х годов стремительно растущая социальная пропасть угрожала даже оплоту либерализма — США катастрофическими социальными потрясениями. «Социальные бури в Америке будут сильнее, чем где бы то ни было, потому что здесь капитализм развился до последних пределов, финансовый капитал приобрел чрезвычайную мощь и силу, вместе с тем на другой стороне накапливается огромное недовольство широких масс, имеющих больше возможностей, чем где бы то ни было…» — предупреждал советский полпред в США А. Трояновский в 1936 г.
{1337}.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ.
ВЕЛИКАЯ РЕЦЕССИЯ
Современная экономика с ее верой в свободный рынок и глобализацию обещала процветание для всех… Однако Великая рецессия… разбила эти иллюзии.
Дж. Стиглиц
{1338}
В конце XX — начале XXI в. ситуация кардинально изменилась. Теперь Америка могла наращивать свой финансовый рычаг, т.е. «печатать» деньги свободно и не бояться дефицита текущего баланса. Как отмечал летом 2007 г. бывший глава ФРС А. Гринспен: «Статус доллара как основной мировой резервной валюты до сих пор позволял финансировать наш внешний дефицит»
{1339}. Только одна страна в мире могла позволить себе подобное. Не случайно Стиглиц назвал Соединенные Штаты страной с «дефицитом последней инстанции»
{1340}.
Денег было не просто много, а очень много. Это было денежное цунами, в результате которого, по словам автора «Покера лжецов» М. Льюиса, уже с середины 1980-х годов «американский народ лишился финансового рассудка»
{1341}. К середине 2000-х гг. денег было так много, что инвесторы уже не знали, куда их вкладывать, и были готовы бросаться на пустой крючок, чтобы лишь только подержаться за него. Наблюдая, как инвесторы жадно заглатывали низкокачественные ипотечные облигации, герой Льюиса, реальный участник событий, замечал: «Было совершенно очевидно, что у инвесторов сорвало крышу»
{1342}. Стиглиц пишет о почти шизофреническом поведении на финансовых рынках
{1343}.
