На все это уходили огромные средства. По данным английского экономиста Дж. Мэррэя денежных средств, израсходованных на подготовку разгрома, могло хватить на поддержание прежнего уровня заработной платы шахтеров в течение целого года. Но цели правительства были иными — «Сколько бы крови и денег это ни стоило, — заявил один из крупнейших шахтовладельцев Англии Лондондерри, — мы добьемся полного разгрома профсоюзов»
{460}. Новое наступление началось с заявления Болдуина: «Все английские рабочие должны согласиться на снижение заработной платы, чтобы английские товары на мировых рынках стали более конкурентоспособными и чтобы положение английской промышленности улучшилось»
{461}.
В ответ 1 мая лидер шахтеров А. Кук призвал: «Ни одного пенни от зарплаты, ни одной лишней минуты работы в день», — владельцы шахт приступили к увольнению миллиона шахтеров
{462}. 2 мая передовица консервативной «Daily Mail» под названием «За короля и страну» приравняла всеобщую забастовку к войне с враждебным государством и призвала всех уважающих закон англичан отразить нападение «красных мятежников». «Daily Mail», вторила «Daily Telegraph»: «Всеобщая забастовка — это настоящая гражданская война. Это борьба против законного правительства, функции которого захватил Генеральный совет… Генсовет начинает действовать в нашей стране наподобие Советов в России. Он становится временным правительством, вступающим в конфронтацию с существующим конституционным правительством»
{463}.
Первая в истории Англии всеобщая стачка началась 4 мая. В ней участвовало более 4 млн. рабочих. Руководители лейбористской партии и тред-юнионов категорически отрицали, что стачка преследует какие-либо революционные цели. Секретарь Федерации горняков А. Кук говорил: «Мы не боремся против конституции, мы боремся за хлеб. Мы не требуем невозможного, мы не гоняемся за химерами»
{464}. Консервативное правительство заранее подготовилось к стачке и сразу арестовало 12 видных деятелей компартии на основании закона о «подстрекательстве к мятежу», принятого в… 1797 г. Лейбористы и конгресс тред-юнионов поспешили откреститься от бастовавших и, по сути, сорвали всеобщую стачку. Горняки снова продолжали борьбу одни.
«Хотя этот конфликт не имел прямого отношения к министерству финансов, Черчилль принял в нем самое активное участие. Он, по словам Тэйлора, «возглавлял тех, кто хотел драки». И неудивительно, отмечает Трухановский, ибо «он был самым агрессивным в отношении рабочих министром еще в бытность министром внутренних дел до войны… Борьба была его единственной реакцией на любой вызов». В ходе контактов между правительством и представителями рабочих Черчилль старался сорвать переговоры и вел дело к тому, чтобы вынудить рабочих пойти на всеобщую забастовку и затем разгромить их. Эрнест Бовин, один из руководителей всеобщей забастовки, впоследствии неоднократно публично обвинял Черчилля в том, что его вмешательство в самую последнюю минуту сорвало намечавшуюся между правительством и руководителями профсоюзов договоренность и сделало всеобщую стачку неизбежной»
{465}.
Подтверждение этим обвинениям давал сам Уинстон, который с подачи Болдуина, в частности, начал публикацию откровенно провокационной правительственной «Британской газеты»
[60]
. Читая его статьи, лорд Бивербрук заметил, что «Черчилль сделан из того теста, из которого лепят тиранов»
{466}. Путем различных провокаций забастовка была подавлена. Консерваторы праздновали победу. Английский историк Ф. Хэрншоу в связи с этим писал: «Разгром революционной всеобщей стачки в 1926 г. расчистил политическую атмосферу. В области внутренней политики разгром всеобщей стачки имел столь же важные последствия, какие за восемь лет до этого произвел разгром Германии в области международных отношений»
{467}.
Правительство Болдуина спешило закрепить победу и в феврале 1927 г. провело «закон о промышленных конфликтах и тред-юнионах», по которому участие во всеобщей забастовке приравнивалось к уголовному преступлению, закон поощрял штрейкбрехерство, и устанавливалось право рабочих требовать от своего профсоюза возмещения потерь, которые они понесли во время забастовки. Это окончательно подорвало забастовочное движение в Англии.
Но правящие круги на этом не остановились, предвидя новые схватки, они искали свежие идеи. За ними в январе 1927 г. Черчилль отправился в Рим, где на пресс конференции заявил: «Я был бы всем сердцем с вами от начала до конца в вашей триумфальной борьбе против… ленинизма… В международном плане ваше движение (фашистов) оказало услугу всему миру… Италия показала, как надо бороться против подрывных сил… Тем самым она выработала необходимое противоядие против русского яда. После этого ни одна великая держава уже не окажется без необходимых средств защиты против разрушающей болезни…». Черчилль выдвинул идею, чтобы «Англия, Франция, Италия и Германия работали совместно над возрождением Европы»
{468}. Идея возродится по инициативе Муссолини после прихода Гитлера к власти в виде Римского пакта четырех держав: Англии, Франции, Германии и Италии, заключенного летом 1933 г.
А пока «Тайме» сообщала: пресс-конференция Черчилля вызвала «восторженные комментарии в фашистских газетах, которые говорят о его заявлении, как о самом важном суждении, когда-либо высказанном о фашизме иностранным государственным деятелем. Они выражают уверенность, что это заявление будет иметь в высшей степени благоприятное для фашизма влияние на мировое общественное мнение. Черчилля особенно поздравляют по поводу того, что он понял настоящий дух фашистского движения». О том, что в Англии в правящих верхах У. Черчилль был не одинок, свидетельствует тот факт, что в 1923 г., едва Муссолини успел захватить власть, король Георг V наградил его орденом Бани — одним из высших английских орденов
{469}.
Опыт Италии скоро мог оказаться весьма полезным. Мировой экономический кризис, начавшийся в 1929 г., вдвое увеличил количество безработных, что вновь привело к росту напряжения в стране. Черчилль сразу потребовал «национальной концентрации» и «ужесточения экономической политики»
{470}. Удар Великой депрессии пришелся на лейбористское правительство под руководством Макдональда, сформированное по итогам очередных парламентских выборов в мае 1929 г., где лейбористы получили 287 мест
[61]
. Новое правительство, по словам Черчилля, движимое «сильным патриотическим порывом» ответило на вызов в духе предлагаемых Уинстоном мер
{471}.
