О чем же тогда должны молчать те, кто пользуясь естественным правом не желает говорит о выгоде миллионов простых французов, англичан, американцев, бельгийцев… — получателей репараций и ростовщиков, которые наживались на разорении немцев после Первой мировой, ради личной наживы?
Да они не стреляли, не вешали, не сжигали, не убивали миллионы людей, они не держали в руках оружие и не стреляли в затылок. Они вели добропорядочный и пристойный образ жизни, были истинными демократами и защитниками прав человека, сидели в офисах, наверно, были и прилежными семьянинами, у них не возникало даже тени садистских мыслей. Они лишь прикрывшись законом и правом делали деньги на разорении и радикализации других, на доведении их до животного состояния, на уничтожении их цивилизации.
Но экономическая агрессия в цивилизованном либеральном обществе преступлением не только не считалась, но и относилась к неотъемлемой части естественного права (конкурентной борьбы) и контрактного (юридического) права. Последнее в случае с Германией, так же было подтверждено многочисленными международными договорами, например, Версальским миром, кредитами по планам Дауэса и Юнга и т.д. Естественное право было возведено в закон. Когда Франция, Англия и США вышибали репарации и долги из Германии они это преступлением не считали.
Ф. Рузвельт столкнулся с той же проблемой внутри собственной страны. Его реакция была вполне определенной. В своей полемике с Верховным судом, президент заявил, что последний посчитал «право безжалостно взыскивать все до цента по частному контракту священно и выше самой Конституции, главное назначение которой состоит в том, чтобы заложить прочные и вечные основы жизни нации»
{1094}. На международной арене американские и французские «ростовщики» после Первой мировой войны поставили свои прибыли, свои права взыскивать долги выше не только человеческой жизни, но и существования самой цивилизации и возвели это право в закон
[133]
. …Это утверждение не означает, что контракт, договор преступны сами по себе — но «все есть яд и все есть лекарство, тем или другим его делает лишь доза». Превышение дозы неизбежно превращает законное право в наиболее злостное преступление, конкурентную борьбу в кровавую агрессию. Объект агрессии вынужден прибегать к адекватным мерам противодействия, которые обеспечили бы его выживание и развитие. Эти меры диктует закон самосохранения.
Появление немецкого фашизма стало объективным и неизбежным следствием, защитной реакцией на экономическую агрессию, экономический террор Великих Либеральных Демократий. Министр иностранных дел Германии Штреземан в интервью Б. Локкарту в 1929 г., указывая на этот факт, говорил: «Теперь нам не остается ничего, кроме грубой силы. Будущее находится в руках нового поколения. Германскую молодежь, которая могла бы пойти к миру и обновленной Европе, мы упустили. Это моя трагедия и ваше преступление»
{1095}.
Мы вплотную подошли к вопросу об ответственности за фашизм и Вторую мировую войну. Официальный приговор был вынесен победителями на Нюрнбергском трибунале и он справедлив, но лишь отчасти. Ведь немецкий фашизм был и неизбежным следствием внешней политики самих Великих Демократий. Речь не идет об оправдании немцев, правящих и деловых кругов германской элиты, нанявших Гитлера, но они внесли не более чем лишь свой вклад в общее дело наравне с народами, правящими и деловыми элитами Франции, Англии, США, Польши и т.д., всеми теми, кто прямо или косвенно получил выгоды от версальского мира, от разорения и радикализации Германии.
Казалось бы, после всего сказанного ответ ясен. Но все не так просто. Ведь установление фашистской диктатуры или развязывание войны для многих десятков и сотен миллионов людей, населявшие разные страны, в том числе и Германию, не было самоцелью. Что же ими двигало?
За всем стоял всесокрушающий и неотвратимый интерес.
ДАМОКЛОВ МЕЧ ЛИБЕРАЛИЗМА
Либерализм возник в европейских странах в XVII–XVIII вв., провозгласив принципы гражданских, политических, экономических прав и свобод. Истоки либерализма лежат в концепциях Дж. Локка, физиократов, А. Смита, Ш. Монтескье… Однако изложенные ими принципы не были абсолютно новым откровением, они господствовали в западном мире уже более века, в виде постулатов кальвинизма. Говоря об идеологическом наследстве, оставленном кальвинизмом, М. Вебер отмечал: «Полная интенсивной религиозной жизни эпоха XVII века… завещала… безупречную чистую совесть… сопутствующую наживе»
{1096}.
Дилемма «совести и наживы» была обусловлена тем, что либерализм в реальных условиях ограниченности материальных и экономических ресурсов может реализовать свои идеи абсолютной свободы только для ограниченного круга элиты, за счет остальной части общества. Об этом говорил уже один из основоположников гражданского общества, Джон Локк: «Никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому».
Однако для того, чтобы эти принципы утвердились в обществе, раннему капитализму потребовалось религиозное оправдание наживы, которого не давало Евангелие. Именно эти цели преследовала Религиозная реформация, которая была призвана дать капитализму необходимое моральное оправдание. Она началась с возникновения духа капитализма, сопровождавшегося сдвигом от евангельских, христианских установок к законам Моисея, как «естественному праву», и здесь, по словам М. Вебера, нужна была «вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных еще в этой жизни».
Фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.) гласило: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных». С. Кара-Мурза замечает, что это был «отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии «Законы о бедных» поражают своей жестокостью»
{1097}.
Материальные стимулы и религиозные проповеди взывали к радикализации индивидуализма, принципы которого сформулировал Т. Гоббс: «…человек ищет не общения, а господства, к другим людям его влечет не любовь, а жажда славы и удобства. Повсюду человек добивается только своей выгоды… люди в естественном состоянии пребывают в постоянной вражде друг с другом. Они проникнуты жаждой приносить вред друг другу. Один человек боится другого человека как своего врага. Он ненавидит его и старается ему навредить. Эгоистическое стремления и страх характеризуют человека в естественном состоянии». Кредо Гоббса — «человек человеку — волк».
