Тем временем население советской столицы стало называть Жукова не иначе, как "наш Святой Георгий" — Святой Георгий был покровителем Москвы. После девятого мая — дня великой радости и горьких слез — в столице готовились к полномасштабному празднованию победы. На Красной площади намечалось проведение торжественного военного парада. От каждого фронта в нем должны были принять участие по одному сводному полку (равно как и по одному полку от авиации и военно-морского флота). В Москву специально доставили красное знамя, водруженное в мае над рейхстагом. Оно уже тогда сделалось священным символом победы. Привезли и флаги разбитых германских частей. Для них была уготована своя особая роль.
Советским маршалам и генералам стало известно, что Сталин будет принимать парад 24 июня. Понятно, что тот был Верховным Главнокомандующим, соответственно единственным человеком, кому могла принадлежать основная заслуга в достижении великой победы. Однако по русской традиции принимать Парад Победы было положено верхом на лошади.
За неделю до события Сталин позвал Жукова на свою дачу. Он спросил бывшего кавалериста, не разучился ли тот еще ездить на коне. "Нет, не разучился", — ответил Жуков. "Вот что, — заключил Сталин, — вам придется принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский". — "Спасибо за такую честь, — ответил Жуков, — но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности парад следует принимать вам".
Однако Сталин возразил: "Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе"
[1020]
. Прощаясь, он сказал Жукову, чтобы тот принимал парад на арабском жеребце, который ему покажет маршал Буденный.
На следующий день Жуков был на центральном аэродроме, где наблюдал за репетицией парада. Там к нему подошел сын Сталина, Василий. Последний сказал ему по секрету, что его отец уже готов был сам принимать парад, но случился один курьезный эпизод. Дело в том, что три дня назад лошадь, верхом на которой сидел Сталин, понесла. Тот просто неправильно пришпорил ее. Советский лидер пытался остаться в седле, но не удержался и упал. При этом он ударился головой и плечом. Поднявшись с земли, Сталин сплюнул и сказал, чтобы парад принимал Жуков — тот старый кавалерист. Жуков спросил Василия, на какой лошади ехал его отец. Сын Сталина ответил, что на арабском жеребце, том самом, на котором теперь предстояло принимать парад самому маршалу.
Василий попросил Жукова никому не говорить об их разговоре. Поблагодарив его, маршал принялся за собственную тренировку. За оставшееся время до начала парада он не упускал случая покататься верхом.
Утро дня торжественного парада выдалось пасмурным и дождливым. "Небеса плачут о наших погибших", — комментировали погоду простые москвичи. Вода стекала с козырьков фуражек. Все солдаты и офицеры получили новую форму и медали. Без трех минут десять Жуков, находящийся подле Спасских ворот, взобрался на арабского жеребца. Он мог слышать, как собравшиеся на церемонию люди разразились рукоплесканиями. Лидеры партии и правительства в этот момент взошли на трибуну Мавзолея Ленина. Как только пробили Кремлевские куранты, Жуков выехал на Красную площадь. Оркестр грянул "Славься!" Глинки. После этого все стихло. Рокоссовский также сильно нервничал. Но он крепко держался в седле и отдавал команды твердым голосом. Кульминацией парада стал марш двухсот фронтовиков, бросивших фашистские флаги подле Мавзолея — к ногам советского руководителя. Торжествующий Жуков в тот момент еще не знал, что Абакумов уже разработал план его смещения.
Вскоре Жуков собрал ближайших друзей на своей даче отпраздновать победу. К этому времени на этой даче уже были спрятаны "жучки", и весь разговор за ужином оказался записан на магнитную пленку. Спецслужбам удалось добыть тогда солидный компромат. Главным криминалом стал тот факт, что первый тост был провозглашен отнюдь не за товарища Сталина, Позднее это явилось основанием для ареста кавалерийского командира генерала Крюкова. Его жена, знаменитая певица Лидия Русланова, была также сослана Абакумовым в ГУЛАГ. Истинной причиной ее заточения стало то, что она с презрением отвергла все блага, которые ей предлагал руководитель СМЕРШа. Комендант лагеря, куда попала певица, приказал ей петь для него и других лагерных офицеров. Но Лидия ответила, что будет петь лишь тогда, когда ее будут слушать не только охранники, но и заключенные ("зэки").
Спустя неделю после парада маршалу Сталину за выдающиеся заслуги в годы Великой Отечественной войны было присвоено звание генералиссимуса
[1021]
. В дополнение к этому ему вручили Золотую Звезду Героя Советского Союза, орден Ленина и орден Победы — пятиконечную платиновую звезду, украшенную ста тридцатью пятью бриллиантами и пятью большими рубинами. Праздничные банкеты и награждения происходили на фоне голода, существовавшего во многих районах страны. В этом смысле они ничем не отличались от мероприятий, которые организовывало в свое время царское правительство.
В последующие годы Абакумов постарался добыть компромат на Георгия Жукова, выбивая признания из его бывших коллег и подчиненных. В конце концов маршал оказался в заслуженной ссылке — командующим второстепенными военными округами, — а затем на своей даче. Исключая краткое двухгодичное пребывание в должности министра обороны СССР (в период правления Хрущева), ссылка Жукова продолжалась вплоть до 9 мая 1965 года, двадцатой годовщины победы над Германией. В тот день в Кремле была организована торжественная церемония. Когда в президиуме появился Леонид Брежнев, все военачальники, включая министров, генералов и маршалов, поднялись с мест. Следом за ним шел Жуков, которого пригласили на празднование лишь в последний момент. Однако советский лидер вскоре пожалел о подобном решении. Как только публика узнала прославленного маршала, она разразилась громом аплодисментов. Овации и скандирования: "Жуков! Жуков! Жуков!"
[1022]
— продолжались долгое время. Брежнев стоял рядом с каменным лицом.
Тем не менее маршалу пришлось прожить остаток жизни, находясь преимущественно на своей даче. Все ее помещения, как и ранее, были усеяны "жучками". Несмотря на то что имя маршала теперь официально реабилитировали, в течение девяти последующих лет его не приглашали на публичные собрания высокого ранга. Но самой большой раной для Георгия Жукова продолжал оставаться сталинский трюк с телом Гитлера.
Несмотря на то что большинство простых немцев были травмированы поражением собственной страны, разрушением жилых домов, крушением всего стиля их жизни, военные и политические лидеры "третьего рейха" отказывались признать свою долю ответственности за совершенные преступления. Американские и британские следователи, допрашивавшие офицеров вермахта, были поражены поведением подопечных арестантов. Те никак не хотели признать свою причастность к тому, что произошло в предыдущие годы. Германские военные считали себя невиновными и готовы были признать только "ошибки", но не "преступления". Все преступления, по их мнению, совершали только нацисты и эсэсовцы.
