22 декабря, после нелегкого перехода через штормящие моря Duke of York наконец прибыл в США. Черчилль, тепло встреченный Рузвельтом, расположился в Белом доме, где в ближайшие три недели показал себя крайне утомительным гостем. Но он был в своей стихии, и его обращение к Конгрессу было воспринято с восторгом. Лидеры двух стран вряд ли бы могли быть более несхожими. Рузвельт был, несомненно, великим государственным деятелем. Но при всем своем умении очаровывать напускным дружелюбием, изображая старого знакомого, он был, по существу, довольно холодным, расчетливым и тщеславным человеком.
Черчилль, напротив, был эмоциональным, экспансивным, сентиментальным и переменчивым. Его знаменитая депрессия, «хандра» (black dog, как ее называл сам Черчилль) заставляла подозревать наличие у него некоего психического расстройства. Наибольшее различие между ними заключалось в их отношении к империи. Черчилль гордился своим происхождением от знаменитого герцога Мальборо и оставался закоренелым империалистом. Рузвельт же считал такие взгляды не просто устаревшими, но глубоко ошибочными. Рузвельт внешне отвергал политику с позиции силы, однако никогда не упускал случая навязать малым странам свою волю. Энтони Иден, снова занявший пост министра иностранных дел Великобритании, вскоре сухо заметит по поводу трудностей трехсторонних отношений (с участием СССР): «политика США преувеличенно моральна; по крайней мере в том, что не затрагивает интересы Америки».
Американские начальники штабов заверили британскую делегацию, что по-прежнему придерживаются политики «Германия важнее». На это решение, однако, повлияла проблема с доставкой военных грузов. Из-за огромных расстояний каждое судно за год могло сделать на театр военных действий в Тихом океане только по три рейса в оба конца. Но проблема с перевозками означала также и то, что сосредоточение американских войск в Британии для вторжения через Ла-Манш потребует больше времени, чем предполагалось. Эта проблема начнет решаться только с запуском программы серийного производства транспортных судов типа «Либерти».
США, вступая в войну, должны были стать чем-то большим, чем «великий арсенал демократии». Уже начиналась программа «Победа», первоначально предложенная Жаном Монне, одним из немногих французов, которых американская администрация по-настоящему уважала. Следуя плану увеличения численности сухопутных войск США до восьми миллионов человек и более, наращивая вооружения: самолеты, танки, боеприпасы и корабли, – необходимые для победы над Германией и Японией, американская промышленность переходила полностью на военные рельсы. Бюджет вырос до 150 млрд фунтов стерлингов. Размах военных проектов становился ошеломляющим. Как заметил один из генералов: «Американская армия не решает свои проблемы, она сокрушает их».
Распространение ленд-лиза на СССР тоже было одобрено Конгрессом в октябре. Кроме того, медикаменты на сумму 5 млн долларов были поставлены через американский Красный Крест. Рузвельт внимательно контролировал осуществление поставок Советскому Союзу. Черчилль, напротив, вызывал подозрения Сталина, давая щедрые обещания помощи, которые затем не в состоянии был выполнить. 11 марта 1942 г. Рузвельт сказал министру финансов Генри Моргентау: «англичане не сумели выполнить ни одного обещания, данного ими русским… Нас же русские уважают только потому, что до настоящего времени мы выполняем все свои обещания». Черчиллю он писал: «Я знаю, что Вас не покоробит моя грубая прямота, если я скажу вам, что, кажется, лично я способен ладить со Сталиным лучше, чем ваше министерство иностранных дел или мой госдепартамент. Сталин терпеть не может всех ваших высокопоставленных чиновников. Он считает, что я ему больше по душе, и я надеюсь, он и далее будет придерживаться этого мнения». Высокомерная и несколько преувеличенная уверенность Рузвельта в своем влиянии на Сталина станет опасным фактором, особенно к концу войны.
Сталин хотел, чтобы Англия признала претензии СССР на Восточную Польшу и страны Прибалтики, захваченные в рамках советско-германского пакта, и оказывал давление на Энтони Идена, добиваясь его согласия в этом вопросе. Вначале англичане отказались обсуждать это вопиющее противоречие Атлантической хартии, провозглашавшей самоопределение народов. Но Черчилль, опасаясь, что Сталин может по-прежнему стремиться к заключению сепаратного мира с Гитлером, обсудил с Рузвельтом вопрос о возможности удовлетворения требований советского вождя. Рузвельт тут же категорически отмел такую возможность. Но затем, как ни парадоксально, именно Рузвельт своим несбыточным обещанием дал Сталину основания для самого серьезного недоверия советского вождя к союзникам. В апреле 1942 г., не изучив вопрос, он пообещал в том же году открыть Второй фронт.
Зная склонность Рузвельта определять политику за спиной начальников штабов, генерал Маршалл был в ужасе от свободного доступа к президенту, которым пользовался Черчилль в Белом доме. Он был еще более потрясен впоследствии, когда обнаружил в июне 1942 г., во время очередного визита Черчилля, что Рузвельт согласился с его планом высадки в Северной Африке. В операции «Гимнаст» многие высшие американские офицеры видели происки англичан, направленные на сохранение империи.
Черчилль вернулся из США, ликуя по поводу достигнутого успеха. Но вскоре, измученный и больной, он был сражен целой серией новых катастроф. В ночь на 11 февраля 1942 г. и в течение следующего дня немецкие линейные крейсеры Scharnhorst и Gneisenau вместе с тяжелым крейсером Prinz Eugen, в условиях крайне плохой видимости, выполнили «рывок через Ла-Манш» из французского Бреста в воды Германии. Многочисленные атаки бомбардировщиков Королевских ВВС и торпедных катеров Королевских ВМС на всем пути их следования оказались безуспешными. Страна была встревожена и возмущена. Кое-где даже возникли пораженческие настроения. Затем, 15 февраля, пал Сингапур. Казалось, унижение Британии беспредельно. На Черчилля, почитаемого военного лидера, теперь посыпались нападки со всех сторон: в прессе, в парламенте, со стороны правительства Австралии. Хуже того, многолюдные митинги и демонстрации стали требовать: «Второй фронт немедленно», – чтобы помочь Советскому Союзу. Но эту наступательную операцию Черчилль не мог и не хотел брать на себя.
Но самая большая угроза, нависшая над страной в тот момент, не имела ничего общего с военными просчетами Англии. ВМС Германии только что изменили настройки шифровальной машины «Энигма», добавив еще один ротор. Теперь специалисты из Блетчли-Парка не в состоянии были расшифровать ни одно из перехваченных сообщений. «Волчьи стаи» Деница, развернувшись в полной мере в северной Атлантике и вдоль североамериканского побережья, стали наносить противнику потери такого масштаба, который соответствовал самым необузданным мечтам Гитлера. В 1942 г. они потопили в общей сложности 1769 судов союзников и 90 судов нейтральных стран. После эйфории Черчилля в момент вступления в войну США, Англия столкнулась с перспективой голода и экономического коллапса, если битва за Атлантику будет проиграна. Неудивительно, что проблемы и унижения, свалившиеся на голову британского премьера, заставляли его завидовать успеху Сталина в отражении немецкого наступления на Москву.
Несомненные достижения Красной Армии в битве за Москву в декабре 1941 г. вскоре поставил под угрозу сам Сталин. Вечером 5 января 1942 г. он созвал в Кремле совещание Ставки и ГКО. Советский вождь, опьяненный жаждой мести, убедил себя, что настал момент для общего наступления. Немецкие войска были в полном беспорядке. Они не подготовились к зиме и будут неспособны отразить крупное наступление, если начать его до наступления весны. Вышагивая взад и вперед по своему кабинету и попыхивая трубкой, Сталин настаивал на своем плане: начать мощное наступление с целью окружения немецких войск на центральном участке фронта напротив Москвы; на севере прорвать блокаду Ленинграда, а на юге теснить армию Манштейна, наступать на Крым, на Донбасс, вернуть Харьков.
