Два стрелковых полка дивизии НКВД Сараяна сумели сдерживать натиск немецкой 71-й дивизии на протяжении всего дня 14 сентября и даже отбили у немцев центральный железнодорожный вокзал. Гвардейцам Родимцева это дало возможность начать той же ночью переправу через Волгу на гребных лодках, полубаркасах, шлюпках и рыбацких шаландах. Эта переправа под шквальным огнем противника была долгой и страшной, так как ширина Волги под Сталинградом достигает 1300 м. Подплывая к правому берегу, сидевшие в первых лодках бойцы Родимцева могли видеть на высоком берегу реки, нависающем над ними, силуэты немецких пехотинцев, вырисовывающиеся на фоне пылающих зданий. Высадившись на берег, советские солдаты сразу же бросались в атаку, вверх по крутому склону. У них даже не было времени примкнуть штыки. Соединившись с бойцами НКВД, ведущими бой левее места высадки, гвардейцы Родимцева оттеснили немцев. По мере того как все больше бойцов дивизии высаживалось на берег, подразделения Родимцева стали пробиваться вперед к железной дороге у подножия Мамаева кургана, где кипел ожесточенный бой за эту высоту 102. Захвати ее немцы, их артиллерия смогла бы уничтожить все переправы через реку. Мамаев курган будут обстреливать из всех видов артиллерийских орудий на протяжении трех месяцев, и тела только вчера похороненных там солдат будут выброшены вновь из этой многострадальной земли взрывами очередного артиллерийского обстрела.
Многие сотрудники НКВД из тех, кто оказался на передовой, не выдерживали подобного накала. Особый отдел докладывал, что «с 13-го по 15-е сентября заградотряд 62-й армии задержал 1218 солдат и офицеров, из которых 21 расстрелян, десять арестованы, а остальные возвращены обратно в свои части. Большинство задержанных – бойцы и командиры 10-й дивизии НКВД».
«Сталинград выглядит, как кладбище или огромная свалка, – записал в своем дневнике один из красноармейцев. – Весь город и окраины абсолютно черного цвета, словно вымазаны сажей». Различия в обмундировании сражающихся с обеих сторон были теперь с трудом заметны, настолько их форма пропиталась грязью и пылью. Зловоние разлагающихся в руинах тел смешивалось со смрадом экскрементов и запахом раскаленного железа. И почти всегда дым и пыль были настолько густыми, что даже солнца не было видно. По меньшей мере, 50 тыс. мирных жителей (в одной из сводок НКВД названа цифра 200 тыс.) не удалось переправиться на другой берег Волги, поскольку преимущество к этому времени отдавалось эвакуации раненых. Эти люди ютились в подвалах разрушенных зданий, голодая и страдая от жажды, в то время как над их головами продолжалось сражение, а земля дрожала от взрывов.
Положение тех мирных жителей, кто остался на захваченной немецкими войсками территории, было намного хуже. «С первого же дня оккупации, – сообщал позднее Особый отдел НКВД, – немцы приступили к уничтожению оставшихся в городе евреев, а также коммунистов, комсомольцев и лиц, подозреваемых в принадлежности к партизанам. Розыском евреев занимались в основном немецкая полевая жандармерия (Feldgendarmerie) и украинская вспомогательная полиция. Существенную роль сыграли также предатели из числа местного населения. Они обыскивали квартиры, подвалы, убежища и землянки, выявляя и убивая евреев. Коммунистов и комсомольцев разыскивала Geheime Feldpolizei (органы гестапо в вермахте), которым активно помогали изменники Родины… Отмечались также случаи зверских изнасилований немцами советских женщин».
Многие советские солдаты не выдерживали психологического напряжения страшных по накалу боев. Всего в период Сталинградской битвы за трусость и дезертирство было расстреляно 13 тыс. бойцов и командиров Красной Армии. Перед расстрелом приговоренным приказывали раздеться, чтобы пулевые отверстия в обмундировании не помешали ее повторному использованию. Солдаты называли девять граммов свинца, которые получал приговоренный к расстрелу, последним пайком от Советского государства. Те, кто закрывал глаза на попытку своего товарища дезертировать, сами подлежали аресту. 8 октября командование Сталинградского фронта доложило в Москву, что после введения жесткой дисциплины «пораженческие настроения почти устранены, а число случаев предательства сократилось».
Комиссары Красной Армии были особенно обеспокоены слухами о том, что немцы якобы позволяют русским перебежчикам возвращаться домой. Недостаток политической подготовки, докладывал в Москву один из политработников высокого ранга, «используют немецкие агенты, которые ведут свою подрывную работу среди наших бойцов и командиров, пытаясь подбить неустойчивых солдат к дезертирству, особенно тех, чьи семьи остались на территории, временно оккупированной фашистами». Тоскующие по дому украинцы – часто беженцы от немецкого наступления, которых призывали в армию прямо с дороги, одевали в военную форму и отправляли на фронт – по всей видимости, были наиболее чувствительны к такой пропаганде. У них не было никаких известий о судьбе семьи и о том, что происходит дома.
Политотдел указывал на тот факт, что лишь 52 процента солдат 62-й армии были русскими по национальности, что отражало многонациональный характер СССР. Чуть более трети солдат и офицеров армии Чуйкова составляли украинцы. Среди остальных были казахи, белорусы, евреи (официально определявшиеся как нерусские), татары, узбеки и азербайджанцы. От массово призванных выходцев из Средней Азии советское командование ожидало слишком многого. Эти люди никогда не сталкивались с современной военной техникой. «Им трудно что-либо понять, – сообщает русский лейтенант, принявший командование пулеметным взводом, – и с ними очень трудно служить». Большинство прибывали абсолютно неподготовленными, и сержанты и офицеры должны были обучать их даже обращению с винтовкой.
«Потом перебросили нас из-за огромных потерь во второй эшелон, – вспоминает один солдат, крымский татарин по национальности, – пришло пополнение: узбеки, таджики – все в папахах, тюбетейках, прямо на передний край так пришли. А немец нам в рупор по-русски кричит: «Где вы таких дикарей раздобыли?«»
Советская пропаганда для солдат на передовой была грубой, но, вероятно, эффективной. В газете Сталинградского фронта изображена была испуганная девушка со связанными руками и ногами. «Что если твоя любимая связана фашистами? – гласила подпись. – Сначала ее зверски изнасилуют, а потом бросят под танк. Вперед, воин! Стреляй по врагу! Не дай насильнику надругаться над твоей любимой!» Они страстно верили в лозунг пропаганды: «Для защитников Сталинграда на другом берегу Волги земли нет».
В начале сентября немецкие офицеры заявили своим солдатам, что Сталинград скоро падет, и это будет означать конец войне на Восточном фронте или шанс отпуска на родину, по крайней мере. Когда войска Четвертой танковой армии соединились с Шестой армией Паулюса, кольцо окружения вокруг Сталинграда замкнулось. Все знали, что дома, в Германии, ждут сообщений о победе германского оружия. Прибытие 13-й гвардейской дивизии Родимцева и неудача при попытке захватить дебаркадеры в центре города воспринимались как временные затруднения. «Со вчерашнего дня, – писал домой военнослужащий 29-й немецкой мотострелковой дивизии, – знамя Третьего рейха развевается в центре города. И центр, и район вокзала в наших руках. Вы не можете себе представить, как мы приняли это известие». Советскую атаку с севера по левому флангу немцы отразили с большими потерями для атакующих. 16-я немецкая танковая дивизия, расположив свои танки на противоположном склоне, подбивала советские машины, которые переваливали через вершину холма. Победа казалась неизбежной, но с первыми морозами в головах некоторых немцев стали появляться сомнения.
