Татарин Решат Зевадинович Садрединов служил в зенитной батарее, все четыре орудия которой разбомбили «юнкерсы». Вокруг горела рожь. Орудийные расчеты прятались в землянках, пока мимо шли немецкие танки. Выбравшись наконец из укрытий, они обнаружили, что находятся уже далеко за передовой, в тылу врага. Садрединов и его товарищи сняли форму с мертвых немцев и надели поверх собственной. Когда они подошли к советской передовой, их окликнули часовые. Поняв, что перед ними русские в немецкой форме, красноармейцы закричали: «Ах вы, ублюдки-власовцы!» – и стали избивать пришедших. Садрединову и его товарищам удалось доказать, кто они такие, только после того как они встретились с начальником штаба своей дивизии.
«Немцы бомбили нас, – вспоминал Никифор Дмитриевич Чевола, командир 27-й противотанковой бригады, которая сражалась против дивизии Grossdeutschland. – Все вокруг горело, но мои бойцы продолжали вести огонь, словно не замечая этого пекла». «Мессершмитты», или «мессеры», как называли их красноармейцы, обстреливали окопы по всей длине. Даже после нескольких ранений бойцы редко шли на перевязочный пункт. «Постоянный грохот, земля дрожит, все вокруг горит. Мы переговариваемся криком. А что касается радиосвязи, немцы старались нас обхитрить. Слышу по радио: «Я Некрасов, я Некрасов». (Полковник И. М. Некрасов командовал 52-й гвардейской стрелковой дивизией, которая находилась на соседнем участке фронта). Я кричу в ответ: «Какой ты Некрасов! Катись к ядрене фене!« Наши переговоры немцы глушили зуммерами».
«Это было единоборство, – вспоминал наводчик Трофим Карпович Тепленко. – Как дуэль – противотанковая пушка против танка. Сержанту Смирнову оторвало снарядом голову и ноги. Мы собрали все вместе: туловище, голову и ноги, – положили в окопчик и засыпали землей». Еда, если ее удавалось доставить на позиции, была темно-серой от пыли и пороха. Во время редких затиший бойцы не могли спать. «Чем тише вокруг, тем напряженнее себя чувствуешь», – вспоминал подполковник Чевола.
На расстоянии десятка километров к востоку II танковый корпус СС при поддержке реактивных минометов Nebelwerfer прорвал оборону 52-ой гвардейской стрелковой дивизии Некрасова. За головными танками шли группы огнеметчиков, зачищающие бункеры и окопы. Немецкие огнеметчики были практически самоубийцами, так как по ним сразу же открывали ураганный огонь, но некоторым все же удавалось выпустить из огнемета язык пламени, оставляя после себя тошнотворный запах горящей человеческой плоти и бензина.
Слева дивизия Leibstandarte Adolf Hitler продвинулась ближе всего к Прохоровке. Справа Das Reich и Totenkopf пробивались в северо-восточном направлении. Но даже Leibstandarte была остановлена вечером того дня, когда в помощь обороняющимся прибыла еще одна бригада противотанковой артиллерии. В тридцати километрах к юго-востоку оперативная группа Kempf, хоть и переправилась через реку Северский Донец недалеко от Белгорода, добилась очень незначительных успехов и была далека от выполнения поставленной задачи: защитить правый фланг армии Гота.
Немецкие танкисты, особенно заряжающие, находились на грани изнеможения в тот знойный летний день. На специально модифицированных «тиграх» размещали сто двадцать вместо положенных девяноста 88-мм снарядов, и заряжающие, работая без остановки в невыносимой духоте орудийной башни, теряли сознание от жары и усталости.
Танкам приходилось пополнять боезапас иногда два-три раза в день, а размещение снарядов внутри башни тоже было утомительным занятием, даже с посторонней помощью. Немецкий военный корреспондент, прикомандированный к роте «тигров», рассказывал, что чуть не сошел с ума от постоянного шума и скрежета в наушниках, непрекращающегося грохота орудий и глухого гула танков.
Ватутин, который в первый день операции полагался в основном на свою противотанковую артиллерию, теперь ввел в бой 1-ю танковую армию генерал-лейтенанта Катукова и два гвардейских танковых корпуса для укрепления второй полосы обороны. Хотя позже Ватутина критиковали за решение использовать эти танковые силы в обороне, а не во время крупного контрнаступления, он, скорее всего, был прав. Массированное наступление по открытой местности сделало бы Т-34 легкой мишенью для 88-мм орудий «тигров» на расстоянии до двух километров, то есть задолго до того, как советские танки достигнут дистанции эффективной дальности своего огня. Командир одного немецкого танкового экипажа получил Рыцарский крест за то, что его «тигр» менее чем за час уничтожил двадцать два советских танка.
6 июля болотистая местность и яростное сопротивление советских войск блокировали дальнейшее продвижение дивизии Grossdeutschland, в то время как Leibstandarte Adolf Hitler и Das Reich, пробиваясь дальше к северу, прорвали второй эшелон советской обороны. Но вследствие незащищенности своих флангов и активности советских войск на западной стороне эти дивизии были вынуждены сместиться с оси наступления на север и повернуть на северо-восток к железнодорожной станции Прохоровка. В это же время на северном участке немецкого наступления войска Девятой армии Моделя несли тяжелые потери. Его пехота и даже мотопехота не поспевали за ушедшими вперед танковыми клиньями. Советские пехотинцы из засад атаковали огромные САУ «фердинанд», а саперы закладывали мины по пути их движения. К полному разочарованию немцев, даже эти слоноподобные чудовища были не в состоянии вызвать у противника Panzerschreck, т.е. синдром панического страха перед танками.
7 июля в танковом бою у станции Поныри «горело все: и машины, и люди». На километры вокруг дотла выгорели практически все здания и целые деревни. Красноармейцы с ужасом смотрели на обгоревших танкистов, которых несли на носилках санитары. «Лейтенант с ранением в ногу и оторванной рукой продолжал командовать батареей, отбивающейся от танков. Когда наступление врага было остановлено, он застрелился, так как не хотел жить калекой». Красноармейцы больше всего боялись физических увечий, что и неудивительно, учитывая отношение к солдатам-инвалидам. Безногих ветеранов с насмешливым бессердечием называли «самоварами».
Моделю стало ясно, что хотя его войскам и удалось продвинуться вперед более чем на двенадцать километров на одном из участков фронта к западу от Понырей, советская оборона оказалась гораздо более глубоко эшелонированной, чем он ожидал. Рокоссовский был также обеспокоен. Танковое контрнаступление, которое он планировал провести на рассвете, осуществить не удалось. Ему оставалось только отдать приказ закопать танки и укрепить таким образом свою линию обороны. Это оказалось очень кстати, поскольку Модель как раз принял решение бросить свой главный резерв на прорыв обороны противника.
Ожесточенные бои, продолжавшиеся на северном участке до ночи 8 июля, просто перемололи танковые клинья Моделя. Красная Армия, неся большие потери, все же значительно превосходила противника по числу танков и противотанковых орудий. К тому же советские штурмовики «илы» начали наносить ощутимые удары по немецким танкам и САУ. Девятая армия Моделя потеряла около 20 тыс. солдат и офицеров и 200 танков. Как только стало ясно, что вражеское наступление остановлено, Рокоссовский и генерал Попов, командующий Брянским фронтом, начали готовить контрнаступление на Орловском выступе, которое наметили на 10 июля. Это контрнаступление получило кодовое наименование операция «Кутузов» – в честь великого русского полководца 1812 г.
