Только вечером Гот узнал, что к северу от Курской дуги Красная Армия начала операцию «Кутузов» по освобождению Орла. Еще не оправившаяся после тяжелых боев Девятая армия Моделя и Вторая танковая армия были поражены масштабностью наступления. В очередной раз германская разведка недооценила силы Красной Армии. 11-я гвардейская армия генерала Баграмяна нанесла удар в тыл армии Моделя и за два дня продвинулась вперед на шестнадцать километров. Развивая достигнутый успех, в наступление перешли 4-я танковая армия, 3-я гвардейская танковая армия и даже измученная боями 13-я армия.
13 июля Гитлер, крайне обеспокоенный успешной высадкой войск союзников на Сицилию тремя днями ранее, вызвал генерал-фельдмаршала фон Манштейна и генерал-фельдмаршала фон Клюге в Wolfsschanze на совещание. К этому времени Манштейн отдал приказ II танковому корпусу СС и оперативной группе Kempf возобновить наступление, но Гитлер объявил, что необходимо отвести часть войск с Восточного фронта, чтобы защитить Италию. Операция «Цитадель» была немедленно приостановлена. Гитлер подозревал, что итальянцы не будут сражаться за Сицилию, а это означало опасность оккупации Италии англо-американцами.
Однако Манштейн, уверенный в поддержке Гота, хотел продолжить сражение хотя бы для того, чтобы стабилизировать линию фронта. В некоторых местах все еще продолжались ожесточенные бои. Группа Kempf наконец соединилась с войсками Гота, но 17 июля штаб OKW отдал приказ отвести II танковый корпус СС с линии фронта и передислоцировать его в Западную Европу. Хотя высадка союзников на Сицилии и не была открытием Второго фронта, которого с таким нетерпением ожидал Сталин, она имела свой положительный эффект. В этот же день советские Западный и Южный фронты предприняли совместное наступление вдоль рек Донец и Миус в направлении Азовского моря. Частично этот маневр был рассчитан на то, чтобы отвлечь немецкие силы от Харькова, освобождение которого стало основной целью советского командования.
Наконец-то пришло время реализовать желание Сталина провести широкомасштабное наступление. Немцы не могли прийти в себя от того, как много появилось у противника новых или переформированных соединений и как те оказались готовыми к новым наступательным операциям сразу же после грандиозной Курской битвы. «Это война еще никогда не была такой страшной и жестокой, как сейчас, и конца ей я не вижу», – писал не вовремя почувствовавший к себе жалость пилот «юнкерса». Положение немцев ухудшали ставшие регулярными партизанские диверсии на железных дорогах. Наконец, 22 июля Гитлер разрешил Моделю готовить отступление с Орловского плацдарма.
Победа под Курском была столь значительным событием, что Сталин решил в первый и последний раз за всю войну побывать на фронте. 1 августа он прибыл в штаб Западного фронта в тщательно охраняемом и замаскированном поезде, а оттуда направился севернее, на Калининский фронт. Поскольку он не встречался и не разговаривал ни с солдатами, ни с офицерами, можно предположить, что поездка была предпринята исключительно с целью произвести впечатление на Черчилля и Рузвельта.
3 августа Степной фронт Конева вместе с несколькими армиями Воронежского фронта начали операцию «Полководец Румянцев», в которой с советской стороны было задействовано почти миллион солдат и офицеров, более 12 тысяч артиллерийских орудий и «катюш», около 2500 танков и САУ. Манштейн не ожидал такого мощного наступления и так скоро. «Измученной немецкой пехоте казалось, что поверженный враг встал из могилы и с удвоенной силой бросился в бой». Через два дня Красная Армия взяла Белгород и смогла теперь вплотную приступить к освобождению Харькова.
5 августа советские войска вошли в Орел, расположенный к северу от Курской дуги. Немцы почли за благо покинуть город еще до прихода Красной Армии. Василий Гроссман, хорошо помнивший панику в городе при отступлении советских войск в 1941 г., вернулся в освобожденный Орел. Он вспоминал: «Запах гари еще стоял в воздухе. Молочно-голубой дым поднимался над тлеющими пожарищами. На площади из репродуктора лились звуки “Интернационала”. Розовощекие регулировщицы стояли на всех перекрестках, бойко размахивая красными и зелеными флажками».
Немцы во второй половине августа начали контрнаступление против войск Конева, продвигающиеся на харьковском направлении. Но на этот раз Красную Армию не удалось захватить врасплох, и немцы получили отпор. 23 августа Харьков был взят после ожесточенного сопротивления оперативной группы Kempf, переименованной к тому времени в Восьмую армию. Гитлер приказал держать Харьков до последнего: он боялся, что сдача города окончательно деморализует союзников Германии. Он был потрясен развитием событий на Сицилии и справедливо опасался, что румыны и венгры могут пересмотреть свои союзнические обязательства. По иронии судьбы, все происходящее было следствием поражения в Курской операции, которую Гитлер задумал именно для того, чтобы укрепить веру своих союзников в непобедимость Германии.
Германская армия вновь понесла тяжелые потери в живой силе. В целом ряде дивизий из оставшихся в строю можно было едва набрать один полк. Но победа Красной Армии досталась ей еще более дорогой ценой. Результатом выбранной Жуковым тактики тарана во время Белгородско-Харьковского наступления стали более четверти миллиона убитых и раненых. Эта цифра даже превысила число убитых и раненых на Курской дуге – 177 тыс. – но еще выше были потери советских войск в ходе проведения операции «Кутузов» по взятию Орла – 430 тыс. человек. В целом за каждый уничтоженный немецкий танк Красная Армия заплатила потерей пяти своих машин. Однако теперь у немцев не было другого выбора, кроме как отойти на линию Днепра и начать отводить оставшиеся силы с плацдарма на Таманском полуострове. Гитлеру пришлось навеки похоронить все еще теплившуюся у него надежду на захват кавказских нефтепромыслов.
Мощь и боевой опыт Красной Армии неизмеримо возросли, но она все еще не избавилась от присущих ей недостатков. Василий Гроссман беседовал с генерал-майором Глебом Баклановым, командиром 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Бакланов рассказал ему, что «бойцы теперь сражаются разумно, без неистовства. Они воспринимают сражение как работу». Но он с горечью говорил о том, как небрежно готовят наступление в штабе, как полковые командиры не удосуживаются проверить детали наступления или просто дают ложные сведения о положении своих подразделений. Бакланов также считал, что командир, орущий своим бойцам «Вперед! Вперед!», либо глуп, либо желает выслужиться перед начальством, а в результате проливается слишком много солдатской крови.
После поражений под Курском и Харьковом в германской армии стало нарастать недовольство. Нацистские партийные бонзы проявляли нервозность и озлобленность. Вернувшись к старой идее о необходимости позаимствовать у Красной Армии институт политработников, они снова стали настаивать на том, чтобы армейские офицеры выполняли функции комиссаров. Едва ли такие меры, будь они проведены в жизнь, улучшили бы действия немецкого командования на Восточном фронте и планирование Курской операции. Безусловно, неоднократные переносы Гитлером начала операции, которые он объяснял необходимостью обеспечить войска новыми «пантерами», повлияли на масштабы поражения, но остаются серьезные сомнения по поводу того, что наступление было бы успешным, начнись оно в мае, а не в июне.
