6 февраля, во время обсуждения вопроса по Польше, Рузвельт пытался играть роль честного посредника между англичанами и Советами. Восточная граница по «линии Керзона» была более или менее согласована Большой тройкой, но Рузвельт, к огромному удивлению Черчилля, обратился к Сталину с предложением позволить Польше – в качестве щедрого жеста – сохранить за собой Львов. Сталин же не намеревался делать ничего подобного. С его точки зрения, этот город принадлежал Украине и, хотя поляки и составляли там подавляющее большинство населения, чистки поляков в городе уже начались. Он намеревался переселить их всех в восточные области Германии, которые, по его предложению, должны были отойти Польше в качестве компенсации. Львовские поляки со временем были массово переселены в Бреслау (Вроцлав).
Сталин был куда более озабочен предложением западных союзников по созданию польского коалиционного правительства, в состав которого должны были войти главы всех основных партий для наблюдения за свободными выборами. Что касалось Сталина, то, по его мнению, в Польше уже существовало временное правительство – Польский комитет национального освобождения, который к тому моменту уже переехал в Варшаву. «Мы допустим одного-двух эмигрантов, для декоративных целей, – говорил он Берии, – и не более». Он уже признал свое марионеточное правительство в начале января, невзирая на протесты англичан и американцев. Французы признали это правительство Польши, несмотря на прежнюю позицию де Голля. Чехи, под давлением СССР, также признали его.
Сталин заволновался во время этой дискуссии. После перерыва он неожиданно поднялся и заговорил. Он признал, что «за русскими числится немало грехов против поляков в прошлом», но главное в том, что Польша жизненно важна для безопасности Страны Советов. На СССР дважды в течение столетия нападали с территории Польши, и уже только по одной этой причине необходимо, чтобы Польша была «могучей, свободной и независимой». Ни Черчилль, ни Рузвельт не могли в полной мере осознать весь кошмар немецкого вторжения в 1941 г., который пережил Советский Союз, и твердую решимость Сталина создать кордон из стран-сателлитов, чтобы русские никогда больше не подвергались столь неожиданным и жестоким агрессиям. Этими трагическими событиями, постигшими советский народ, можно в значительной степени и объяснить возникновение предпосылок для начала «холодной войны».
Сталинское понимание «свободных» и «независимых» стран, конечно, очень сильно отличалось от английского или американского понимания, поэтому он настаивал на определении «дружественные» страны. Он отверг все попытки включить в состав правительства Польши представителей эмигрантского правительства, обвиняя их в организации беспорядков в советском тылу. Он утверждал, что бойцы Армии Крайовой убили 212 солдат и офицеров Красной Армии, но, конечно же, не сказал о репрессиях НКВД против поляков-некоммунистов. АК, согласно его аргументам, помогала немцам.
На следующий день стало ясно, что любые компромиссы по Польше и ООН будут взаимосвязаны. Сталин отложил вопрос о польском правительстве и очень обрадовал американцев, согласившись с их системой голосования в ООН. Он не хотел, чтобы Советскому Союзу могло противостоять большое количество голосов на Генеральной Ассамблее. Поэтому он приказал Молотову снова поднять вопрос о предоставлении мандата ООН республикам СССР, хотя бы Украинской ССР и Белорусской ССР, поскольку у англичан было несколько голосов: доминионы Великобритании тоже обладали правом голоса, но, вероятнее всего, голосовать они будут так же, как и метрополия.
Рузвельт не согласился с доводами Сталина. Никто не рассматривал советские республики как независимые от Москвы, и это разрушало принцип: одна страна – один голос. К его раздражению и удивлению, Черчилль встал в этом вопросе на сторону Сталина. Но на следующее утро Рузвельт уступил, надеясь, что это станет еще одним аргументом для того, чтобы уговорить Сталина объявить войну Японии. Но уже само согласие Сталина на создание ООН было попыткой убедить Рузвельта смягчить свою позицию по Польше. Трехсторонняя игра становилась все более сложной. Она еще более осложнялась противоречиями внутри американской делегации.
Когда конференция вернулась к вопросу о Польше, Сталин притворился, что предложение Рузвельта привезти в Ялту соперничающие польские правительства невозможно исполнить. Он не знал их адресов, и для этого было недостаточно времени. С другой стороны, казалось, он готов предложить многообещающую уступку, говоря о возможном включении польских некоммунистов в состав временного правительства и проведении впоследствии всеобщих выборов. Он отверг американское предложение об учреждении президентского совета для наблюдения за выборами. И Молотов, и Сталин были тверды в том, что Временное правительство в Варшаве нельзя заменить, но можно расширить.
Черчилль привел в ответ сильные аргументы, поясняя, что на Западе может возникнуть недоверие и даже сильное недовольство при мысли о том, что правительство Польши не будет пользоваться всенародной поддержкой. Сталин отвечал Черчиллю совершенно прозрачными намеками. Он соблюдал соглашение по Греции и не возражал, когда английские войска подавили выступление партизан-коммунистов в Афинах. Он также сравнил безопасность тылов Красной Армии в Польше с ситуацией во Франции, где Сталин фактически сдержал выступление компартии. «В конце концов, – доказывал он, – правительство де Голля было не более демократическим по своему составу, чем Временное правительство в Варшаве».
Сталин утверждал, что освобождение Польши Советским Союзом и ее Временное правительство встречают широкую поддержку польского народа. Эта явная ложь была, возможно, крайне неубедительной, но посыл был ясен. Польша была его Грецией и Францией, даже важнее. Сталин знал, что Греция была ахиллесовой пятой премьер-министра, и его стрела была нацелена очень точно. Черчилль был вынужден выразить признательность за соблюдение Сталиным нейтралитета в делах Греции. Рузвельт, боясь потерять позиции по ООН, настаивал, чтобы польский вопрос был отложен на некоторое время и обсуждался комитетом министров иностранных дел.
Президент согласился с ценой, которую назначил Сталин за вступление в войну с Японией. На Дальнем Востоке СССР хотел получить южную часть Сахалина и Курильские острова, которые Россия потеряла в войне с Японией в 1905 г. Рузвельт также уступил Советам контроль над Монголией при условии, что это будет оставаться в тайне, поскольку вопрос не обсуждался с Чан-Кайши. Едва ли это было в духе Атлантической хартии, равно как и американский компромисс по Польше, объявленный Стеттиниусом 9 февраля.
Рузвельт не хотел рисковать договоренностями, достигнутыми по главным для него вопросам – созданию ООН и вступлению СССР в войну против Японии. Он оставил всякую надежду заставить Сталина сформировать в Польше демократическое правительство. Все, чего он сейчас хотел, была договоренность о «Временном правительстве национального единства» и «свободных и независимых выборах», которые он мог бы предъявить американскому народу по возвращении. Такой подход де-факто принимал требование Советского Союза о том, что Польский комитет национального освобождения составит основу нового правительства, и подразумевал отправку лондонского эмигрантского правительства в небытие. Молотов, делая вид, что вносит незначительные поправки, хотел убрать такие определения, как «представительный в полной мере», и заменить допускаемые к выборам «демократические партии» на определение «антифашистские и нефашистские». А поскольку Советское государство и НКВД уже определили АК и ее сторонников как «объективно фашистскую», то это не было мелочным педантизмом.
