Книга Вторая мировая война, страница 274. Автор книги Энтони Бивор

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вторая мировая война»

Cтраница 274

Негодование англичан вызывал упорный отказ Эйзенхауэра признать, что в его стратегии есть политический подтекст. Он считал своей задачей закончить войну в Европе как можно скорее и не разделял озабоченности англичан Сталиным и Польшей. Высшие английские офицеры называли почтительное отношение Эйзенхауэра к Сталину: «смелее, вперед, Джо», – такое обращение использовали лондонские проститутки, приставая к американским солдатам. Эйзенхауэр, может, и был политически наивен, но именно Черчилль совершил крайне серьезные промахи в оценке геополитических реалий момента. По крайней мере, в одном смысле решения, принятые в Ялте, и его личная договоренность со Сталиным о процентах влияния в европейских странах не имели значения. Со времени Тегеранской конференции в конце 1943 г., где Сталин при поддержке Рузвельта определил стратегию союзников на Западе, Европе предстояло быть разделенной в пользу Сталина. Западные союзники начали понимать, что смогут освободить одну половину Европы, только если Сталину достанется другая ее половина.

Сталин все еще подозревал, что откровенность Эйзенхауэра насчет намерений союзников была хитростью. 31 марта Сталин принял в Кремле американского посла Аверелла Гарримана и британского посла сэра Арчибальда Кларка Керра. Они обсудили общий план действий, который Эйзенхауэр представил в телеграмме SCAF–252, и его намерение отказаться от похода на Берлин. Сталин сказал, что все, кажется, хорошо, но он сперва должен посоветоваться с Генеральным штабом.

На следующее утро, которое пришлось на 1 апреля, Сталин вызвал к себе в кабинет маршалов Жукова и Конева. «Вы понимаете, как складывается ситуация?» – спросил их. Они не знали точно, что нужно сказать, и ответили осторожно.

«Зачитайте телеграмму», – сказал он генералу С. М. Штеменко, начальнику оперативного управления Генштаба. В сообщении утверждалось, что Монтгомери наступает на Берлин, а 3-я армия Паттона поворачивает с пути на Дрезден и Лейпциг, чтобы атаковать Берлин с юга. Сталин, вероятно, решил психологически надавить на обоих командующих фронтами этой выдуманной телеграммой, которая не имела ничего общего с SCAF–252.

«Ну, как? – сказал Сталин, пристально глядя на обоих маршалов. – Кто будет брать Берлин: мы или союзники?»

«Мы возьмем Берлин, – быстро ответил Конев, – мы возьмем его раньше союзников». Конев, очевидно, стремился выиграть у Жукова первенство, и Сталин, который любил создавать соперничество между командующими, одобрил. Он внес одно изменение в план генерала Антонова, устранив часть разграничительных линий между двумя фронтами, чтобы Конев имел возможность нанести удар по Берлину с юга. Ставка приступила к работе с удвоенной силой. В операции были задействованы 2,5 млн человек, 41 600 орудий и тяжелых минометов, 6250 танков и САУ, 7500 самолетов. Все должно быть готово примерно через две недели, к 16 апреля. После совещания Сталин ответил на послание Эйзенхауэра. Он сообщил, что план Эйзенхауэра «полностью совпадает» с планом Красной Армии и что «Берлин утратил прежнее стратегическое значение». СССР направит туда незначительные силы, а основные будут направлены на юг, чтобы соединиться с американцами – возможно, во второй половине мая. «Однако план может быть подвергнут изменениям в зависимости от обстоятельств». Это был самый выдающийся первоапрельский розыгрыш в современной истории.

На встрече с Гарриманом и Кларком Керром казалось, что на Сталина «произвело большое впечатление» количество пленных, которых брали союзники на западе. Только Третья армия Паттона взяла в плен 300 тыс. немецких солдат и офицеров. Но такие цифры, безусловно, лишь подтверждали его подозрение, что немцы сдаются англо-американцам, при этом концентрируя силы на Восточном фронте. Илья Эренбург так отразил это в своей статье в газете «Красная Звезда»: «Американские танкисты совершают экскурсию по живописным горам Гарца», – писал он. Немцы сдавались с «фанатичным упорством». Но больше всего Аверелла Гарримана взбесило его замечание, что американцы «воюют фотоаппаратами» – в том смысле, что война для американцев превратилась в туристическую прогулку из-за отсутствия реального сопротивления немцев.

Вера в «окончательную победу» поколебалась даже у самых преданных сторонников фюрера. «За последние несколько дней мы были ошеломлены происшедшими событиями, – записал в своем дневнике 2 апреля офицер штаба корпуса СС, дислоцированного в Шварцвальде. – Сдан Дюссельдорф, сдан Кельн. Катастрофа у Ремагена… На юго-западе большевики подошли к Винер-Нойштадту. Удар за ударом. Нам приходит конец. Неужели наши вожди видят какие-то возможности? Неужели смерть наших солдат и разрушение городов и деревень имеет хоть какой-то смысл теперь?» Однако он считал, что нужно продолжать борьбу, пока не прикажут сдаться. Военный корреспондент Годфри Бланден писал, что немцы продолжают устраивать засады, стреляют в американских солдат, а затем, выскочив с поднятыми руками и криками «камрад», ждут хорошего обращения. Продвигаясь, он был поражен контрастами. «Мы проходили через маленькие городки, совершенно не тронутые войной, а через несколько миль вступали в города, лежащие в сплошных руинах». Почти везде их приветствовали белыми наволочками и простынями, свисающими из окон в знак капитуляции. Разрушения, причиненные совместными усилиями союзной бомбардировочной авиации, потрясли всех, кто увидел их последствия на земле. Позже Стивен Спендер писал о Кельне: «Проходишь улицу за улицей, мимо домов, зияющие пустотой окна которых похожи на открытые рты обгоревших трупов». В Вуппертале трамвайные рельсы «скрутились, как стебли сельдерея». «Все дороги заполнены иностранными рабочими, согнанными нацистами в Германию на принудительные работы, постоянно движущимися на запад, – писал Бланден. – Я сегодня видел одного с французским флагом, торчащим из рюкзака на спине». Он также видел, как освобожденные рабочие напали на пивоварню и, разграбив ее, потом танцевали на улице и били окна.

Уже вскоре стали явными все ужасы фашистского режима. 4 апреля американские войска вошли в концлагерь Ордруф – часть Бухенвальда – и увидели безразличные скелетообразные фигуры среди незахороненных трупов. Эйзенхауэр был так потрясен увиденным, что приказал американским солдатам в обязательном порядке отправиться туда и увидеть лагерь своими глазами. Он привез военных корреспондентов засвидетельствовать это ужасающее зрелище. Некоторые лагерные охранники пытались переодеться в полосатые робы заключенных, но когда пленники указывали на них, американские солдаты хватали их и расстреливали на месте. Других охранников уже убили сами заключенные, но не у всех хватало сил даже ходить. 11 апреля американцы обнаружили подземный завод в Дора-Миттельбау. Через четыре дня англичане вошли в Бельзен. Зловоние и вид лагеря у многих вызвали рвоту. Около 30 тыс. заключенных находились между жизнью и смертью, окруженные более чем 10 тыс. гниющих трупов. Количество заключенных в Бельзене невероятно возросло за счет пригнанных туда заключенных из других лагерей, кто сумел пережить ужасающий пеший марш смерти. Более 9 тыс. из них умерли за две предыдущие недели, а за шесть – 37 тыс., от голода и тифа. Из тех, кто еще оставался в живых, после освобождения умерли еще 14 тыс., несмотря на все усилия английских военных медиков. Старший из присутствовавших английских офицеров приказал направить усиленное воинское подразделение в ближайший город Берген, и привести в лагерь под дулами автоматов всех его жителей. Когда немцев заставили хоронить мертвых в братских могилах, они стали изображать ужас и неведение, что вызывало злобное недоверие у англичан.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация