Самым поразительным из всех стало предупреждение, поступившее от немецкого посла в Москве, графа Фридриха фон дер Шуленбурга, убежденного противника нацизма, впоследствии казненного за участие в заговоре против Гитлера 20 июля 1944 г. Когда Сталину сказали о предупреждении Шуленбурга, он взорвался: «Дезинформация дошла до уровня посла!» Отказываясь признавать очевидное, советский лидер убедил себя в том, что немцы просто пытаются оказать на него давление, чтобы добиться больше уступок при заключении нового пакта между двумя странами.
По иронии судьбы откровенность Шуленбурга была единственным исключением в очень умелой дезинформационной игре, разыгранной немецкой дипломатией. Даже всеми презираемый Риббентроп смог гениально сыграть на подозрениях Сталина по отношению к Черчиллю, так что все предупреждения англичан о «Барбароссе» вызывали только отрицательную реакцию у советского диктатора. Сталин давно знал о планах союзников бомбить нефтепромыслы в Баку во время советско-финской войны. А советская оккупация Бессарабии в июне 1940 г., когда Риббентроп уговорил короля Кароля согласиться, в действительности толкнула Румынию прямо в коварные объятия немцев.
Попытки Сталина умиротворить Гитлера продолжались с помощью серьезного увеличения поставок в Германию зерна, топлива, хлопка, металлов и каучука, который СССР закупал в Юго-Восточной Азии, в обход британских санкций. За время действия советско-германского пакта СССР поставил Германии 26 тыс. тонн хрома, 140 тыс. тонн марганца и более двух миллионов тонн нефти. Несмотря на то, что Сталин получил более восьмидесяти предупреждений о предстоящем нападении, скорее даже более ста, он больше был озабочен «проблемой безопасности на северо-западной границе», то есть прибалтийскими республиками. В ночь на 14 июня, за неделю до немецкого вторжения, 60 тыс. эстонцев, 34 тыс. латышей и 38 тыс. литовцев были погружены в товарные вагоны и депортированы в глубинные районы Советского Союза.Сталин оставался уверенным в своей правоте даже тогда, когда в последнюю неделю перед вторжением немецкие корабли спешно покинули советские порты, а персонал немецкого посольства в Москве начал эвакуироваться.
«Это война на уничтожение, – сказал Гитлер своим генералам 30 марта. – Командиры должны быть готовы пожертвовать своей личной щепетильностью». Единственное, что должно было волновать старших офицеров – это дисциплина в войсках. У них уже имелись прочные инстинкты: антиславянские, антикоммунистические, антисемитские, – которые совпадали с генеральной линией нацистской идеологии, хотя многие офицеры не симпатизировали нацистской партии и ее функционерам. Им объяснили, что в качестве оружия на этой войне будет применяться и голод, от которого должны погибнуть тридцать миллионов советских граждан. Это очистит завоеванные территории от лишних ртов, оставив достаточное количество рабов для колонизированного Германией «райского сада». Мечта Гитлера о «жизненном пространстве» наконец была близка к осуществлению.
6 июня командованием вермахта был издан печально известный «Приказ о комиссарах», которым отменялись все принципы соблюдения международных конвенций в отношении пленных. В соответствии с этим приказом и рядом других инструкций, все политработники РККА, члены Коммунистической партии, саботажники и евреи-мужчины подлежали расстрелу на месте как «партизаны».
В ночь на 20 июня Верховное главное командование вермахта передало в войска кодовое слово «Дортмунд». В журнале OKW была сделана следующая запись: «Таким образом, начало наступления окончательно назначено на 22 июня. Приказ передан всем группам армий». Гитлер находился в приподнятом настроении в ожидании этого великого момента, уже готовый отправиться в свою новую ставку под Растенбургом, получившую кодовое название Wolfsschanze («Волчье логово»). Он был абсолютно уверен в том, что Красная Армия и вся советская система развалится после первого же удара. «Нам необходимо только выбить дверь, и все это прогнившее здание рухнет», – говорил он своим генералам.
Однако более дальновидные офицеры, особенно находившиеся на восточной границе, испытывали большие сомнения. Некоторые из них перечитали сделанное генералом Арманом де Коленкуром описание похода Наполеона на Москву и последовавшего за этим кошмарного отступления. Офицеры и солдаты старшего поколения, воевавшие в России во время Первой мировой войны, также были далеки от благодушия. Однако целый ряд триумфальных побед вермахта: в Польше, Скандинавии, странах Бенилюкса, Франции и на Балканах, – убедили большинство немцев в том, что их армия непобедима. Офицеры говорили своим солдатам, что они «накануне величайшего наступления в истории человечества». На границе было сосредоточено почти три миллиона немецких солдат и офицеров, на помощь которым вскоре должны были прийти армии Финляндии, Румынии, Венгрии, а затем и Италии – все они должны были выступить в «крестовый поход» против большевизма.
В березовых рощах и ельниках, скрывавших автопарк немецких частей, палатки штабов и частей связи, а также боевые части вермахта, офицеры давали последние инструкции своим солдатам. Многие уверяли, что разгром Красной Армии займет всего три-четыре недели. «Сегодня рано утром, – писал солдат горнострелковой дивизии, – мы двинулись, благодарение Богу, против нашего смертельного врага – большевизма. У меня камень упал с души. В конце концов все неопределенности исчезли, и теперь все стало ясно. Я настроен очень оптимистично… Думаю, если мы сможем захватить всю землю и сырье до Урала, тогда Европа сможет прокормить себя, и война на море в этом случае может длиться столько, сколько выйдет, это уже будет неважно». Унтер-офицер связи в дивизии СС Das Reich был настроен еще более уверенно: «Я уверен, что разгром России займет не больше времени, чем разгром Франции, и уже в августе я наверняка смогу получить отпуск».
Около полуночи 21 июня 1941 г. первые немецкие подразделения начали выдвигаться на позиции для наступления, в то время как последние советские железнодорожные составы с грузами для рейха прогромыхали мимо них на пути в Германию. Колонны танков, видневшихся темными силуэтами, завели моторы, выбросив облака дыма. Артиллерийские полки сняли маскировочные сетки со своих орудий, чтобы выкатить орудия на огневые позиции, вблизи от которых находились тщательно замаскированные штабеля снарядных ящиков. Вдоль западного берега реки Буг на болотистый берег вытаскивали тяжелые резиновые лодки солдаты, говорившие шепотом, чтобы их не услышали пограничники за рекой. Напротив огромной крепости в Бресте на дорогах был насыпан песок, чтобы приглушить звук тысяч солдатских сапог. Наступило росистое ясное утро. Мысли солдат инстинктивно обратились к женам и детям, любимым и родителям, мирно спящим у себя дома в Германии и блаженно не ведающим о начале этой великой кампании.
Вечером 21 июня Сталин у себя в Кремле все больше нервничал. Заместитель наркома НКВД только что сообщил ему, что за предыдущий день произошло не менее «тридцати девяти вторжений немецких самолетов в воздушное пространство СССР». Когда ему сообщили о немецком перебежчике, бывшем коммунисте, который перешел границу, чтобы сообщить о надвигающемся вторжении, Сталин тут же приказал расстрелять его за ложные сведения. Все, на что он пошел в ответ на все более отчаянные просьбы своих генералов, так это приказал привести в боевую готовность зенитную артиллерию вокруг Москвы и отдал приказ командующим приграничных округов быть наготове, но не отвечать на огонь противника. Сталин цеплялся за последнюю надежду, что любая возможная атака будет не исполнением приказа Гитлера, а явится провокацией немецких генералов.
