Закрылись ночные клубы и дорогие рестораны. Впрочем, последние скоро снова начали работать, но теперь в них предлагали Feldküchengerichte – блюда полевой кухни, проявляя тем самым солидарность с солдатами в России. Может быть, на эту мысль нацистскую верхушку натолкнул демарш Цейтцлера? И все же Геринг сумел отстоять свой любимый ресторан «Хорхер», но теперь он стал клубом офицеров люфтваффе.
Мысль о том, что генералы-аристократы предали идеалы нации, распространялась разными путями, но повсеместно. Исключения не было ни для кого, даже для членов германской императорской семьи, служивших в армии. Многим из них предложили уйти в отставку.
Стены домов в Берлине покрывали все новые и новые пропагандистские лозунги, но горожане все чаще задерживали взгляд на самодельных надписях, например на такой: «Наслаждайтесь войной, мир будет гораздо хуже». В лексикон жителей столицы и других немецких городов прочно вошло слово «держаться!». Рос страх перед будущим, и в первую очередь перед решимостью России выкорчевать в Европе национал-социализм. Недаром солдат, приехавший домой на побывку с Восточного фронта, сказал знакомой: «Если нас заставят заплатить хотя бы за четверть того, что мы натворили в России и Польше, нам придется страдать до конца жизни, и эти страдания будут заслуженными».
[976]
Те немцы, которые не исповедовали идеалов национал-социализма, понимали, насколько гротескна и парадоксальна сложившаяся ситуация. Вторжение в Советский Союз вынудило русских защищать сталинизм. И вот теперь угроза поражения вынуждает уже их – немцев – защищать режим Гитлера. Разница заключалась в том, что Россия была огромной страной – там можно было отступать, в то время как Германии угрожали война на два фронта и массированные бомбардировки. Но хуже всего было то, что Рузвельт и Черчилль, договорившиеся в Касабланке, объявили о намерении воевать до безоговорочной капитуляции держав гитлеровской оси. Хотя, с другой стороны, это давало Геббельсу дополнительные преимущества в пропаганде.
Оппозиция по самым разным причинам, от нерешительности и разногласий до банального невезения, не смогла вовремя действовать. Теперь убеждать союзников в том, что существует демократическая альтернатива нацистскому режиму, а не просто дворцовый заговор генералов, испугавшихся поражения, было уже слишком поздно. И все же настроенная против Гитлера армейская верхушка, прекрасно понимая это, по-прежнему надеялась, что сталинградская трагедия по крайней мере ускорит переворот, однако ни один из ее представителей не был готов действовать. Не такие высокопоставленные, но гораздо более решительные военные рискнули бы, – они бы не пожалели своей жизни, но Гитлер, остро чувствовавший малейшую опасность, постоянно в самый последний момент менял свои планы. Да и охрана у него была беззаветно преданная и надежная.
Единственными, кто открыто высказался по поводу краха под Сталинградом, стали мюнхенские студенты – небольшая группа, известная под названием «Белая роза», выбравшая его по одноименному роману известного антивоенного писателя Бруно Травена. Вскоре это движение было подхвачено в Берлине, Гамбурге, Штутгарте и Вене. В самом Мюнхене на стенах зданий появлялись надписи с призывом к свержению нацизма. К этому же призывали листовки. 18 февраля в университете Людвига-Максимилиана, когда члены «Белой розы» разбрасывали там новые листовки, были арестованы Софи Шолль и ее брат Ганс. После пыток в гестапо их отдали под суд. На специальном заседании судья Роланд Фрислер приговорил Софи и Ганса к смертной казни. Брата и сестру обезглавили. Такая же судьба постигла еще нескольких членов их группы, в том числе профессора философии Курта Хубера.
После того как 6-я армия капитулировала, Гитлер встретился с фельдмаршалом фон Манштейном – первым военачальником из высшего командования, не входящим в его непосредственное окружение. Манштейн в общих чертах обрисовал фюреру ситуацию на юге России и предложил принять меры, необходимые, по его мнению, для того, чтобы избежать там полного краха. Гитлер попытался навязать ему свое мнение – ни шагу назад! – но Манштейн, понимающий, что в данных обстоятельствах сам может диктовать условия, потребовал полной свободы действий. Гитлер был, как всегда, импульсивен и нелогичен. Сначала он сказал, что полностью берет на себя ответственность за Сталинград. Потом заявил, что часть вины лежит на Геринге, но ведь он назначил рейхсмаршала своим преемником… Значит, Германа обвинять в катастрофе нельзя… О том, что трагедия стала результатом того, что он сам постоянно менял стратегические планы, пытаясь руководить войсками издалека, не было сказано ни слова. Закончилось все тем, что главным обвиняемым стал Паулюс. После окончания войны он, фюрер, отдаст Паулюса и его генералов под трибунал. За то, что не выполнили его категорический приказ стоять насмерть, сопротивляться врагу до последнего патрона.
Теперь Гитлер редко садился за стол с гостями, как было принято раньше. Он предпочитал есть в одиночестве. В это же время произошли и другие перемены. Гудериан писал об этом так: «Левая рука Гитлера стала дрожать, он начал сильно сутулиться, глаза чуть не вылезают из орбит, но потеряли былой блеск, а на щеках горит неестественный румянец». Но фюрер по-прежнему был одержим одной идеей, одной мыслью. Во время встречи с Мильхом Гитлер не высказал никакого сожаления по поводу огромных потерь под Сталинградом. Он был готов снова поднять ставки, принести новые жертвы. «Мы закончим войну в этом году! – без тени сомнения заверил он фельдмаршала. – Я окончательно решился на тотальную мобилизацию всего населения Германии».
[977]
В СССР победа под Сталинградом вызвала огромный подъем. Кремлевские колокола разнесли новость о капитуляции армии Паулюса по стране. Сводки со всех фронтов печатались на первых полосах газет. По радио постоянно звучали военные марши. Когда они замолкали, начинались сообщения о суровом уроке истории, который получили «авантюристы из немецкого Генерального штаба». Успех Красной армии в этой современной битве сравнивали с победой Ганнибала при Каннах, нанесшего сокрушительное поражение превосходящей его войска по численности римской армии. А мудрый вождь и творец всего этого – товарищ Сталин.
Люди ликовали. На протяжении всей битвы на Волге последние новости оттуда передавались из уст в уста, и, когда после ожесточенных боев пришла победа, русские говорили друг другу: «Армию, которая загнала немцев в сталинградский “котел”, остановить невозможно».
[978]
В тылу открыто насмехались над поверженным врагом: «Интересно, как чувствует себя фельдмаршал, которого схватили в подвале?»
[979]
Один офицер, воевавший под Сталинградом и получивший там ранение, потом говорил: «После этого у солдат уже не было никаких сомнений в том, как закончится война».
[980]
Дивизии, сражавшиеся под Сталинградом, распределили по разным армиям и фронтам, чтобы еще больше поднять боевой дух Красной армии.
