Паулюс, не имеющий никакой достоверной информации, требовал встречи с кем-нибудь из членов ЦК ВКП(б), кто «смог бы объяснить принципы советской политики в отношении побежденной Германии».
[1022]
Бывший командующий 6-й армией говорил, что он и другие находящиеся в плену генералы взяли на себя тяжелую ответственность призывами к свержению нацистского режима и, следовательно, имеют моральное право знать о позиции правительства СССР по отношению к Германии.
Такую возможность Паулюс получил только в феврале 1945 года. Его приняли генерал-лейтенант Кривенко, начальник Управления по делам военнопленных и интернированных, и комиссар 2-го ранга государственной безопасности Кобулов. В разговоре с ними Паулюс выразил надежду, что после окончания войны Германия не будет полностью уничтожена, сохранится как государство. В своем донесении Берии Кривенко и Кобулов писали: «Следует отметить, что с перенесением военных операций на территорию Германии настроение пленных немецких генералов стало подавленным. Генерал фон Зейдлиц был очень расстроен известием о встрече глав трех держав [в Ялте]. Зейдлиц заявил, что Германия, похоже, будет разделена между США, Великобританией, СССР и Францией. От Германии останутся одни лоскуты, и лучшим выходом будет вступление в СССР “в качестве семнадцатой советской республики”».
[1023]
Когда 9 мая 1945 года в Кремль пришло известие о безоговорочной капитуляции Германии и в Москве грохотал салют из тысячи орудий, Штрекер записал в своем дневнике, что он и его товарищи невыносимо страдают «…слушая победные русские заявления и песни пьяных советских солдат».
[1024]
Русские, наоборот, радовались победе и гордились тем, что им удалось одолеть такого врага, но эти чувства омрачали мысли о том, какую цену им пришлось заплатить. Потери Красной армии составили почти 9 миллионов человек убитыми и 18 миллионов ранеными. Из 4,5 миллиона тех, кто попал в плен, домой вернулись всего 1,8 миллиона. Оценить потери гражданского населения намного сложнее, но считается, что они приближаются к 18 миллионам. Таким образом, Советский Союз потерял в этой войне свыше 26 миллионов человек…
[1025]
В 1946 году Паулюс выступил в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе. Советская пресса окрестила его «сталинградским призраком». Потом бывшего командующего 6-й армией поселили в Подмосковье. Он жил на даче, раскладывал пасьянсы и много писал – излагал свою версию событий. Паулюс быстро старел. Нервный тик у него усилился. В 1947 году в Баден-Бадене умерла его жена. Им так и не суждено было больше встретиться… Можно только догадываться, что́ Елена Паулюс думала по поводу того, какими последствиями катастрофа под Сталинградом обернулась для Румынии, ее родины, Германии, родины ее мужа, и их некогда крепкой и счастливой семьи.
В ноябре 1947 года, когда стремительно разгоралась холодная война, советские власти вспомнили указ от 13 апреля 1943 года и решили всех, виновных в военных преступлениях, «независимо от физического состояния»,
[1026]
отправить на принудительные работы в Воркуту – город, расположенный за полярным кругом, в зоне вечной мерзлоты. Бывшие члены СА и СС, охранники концлагерей, сотрудники тайной полевой полиции и полевой жандармерии, а в некоторых случаях и члены гитлерюгенда были переведены в лагеря особого режима. Определение «военные преступления» оказалось очень широким: под него попадало все – от зверств в отношении мирного населения до кражи курицы или сена для лошадей.
Когда в советской зоне оккупации Германии начали складываться правящие структуры будущей Германской Демократической Республики, некоторые высшие офицеры из Сталинграда, в частности Латтман, Корфес, Мюллер и Штайдле, получили немаленькие должности, в основном в народной полиции. Обращение в коммунистическую веру генерала фон Ленски привело к тому, что он стал членом президиума Национально-демократической партии Германии. Полковник Адам получил высокий пост в Социалистической единой партии Германии. А вот генерал фон Зейдлиц никакого назначения не дождался. Он опять проиграл.
В 1949 году по Советскому Союзу прокатилась новая волна сталинских репрессий. В это же время немецким военнопленным неожиданно предъявили следующие обвинения в «военных преступлениях». Так, например, знаменитого летчика-аса Эриха Хартманна обвинили в повреждении самолета, являвшегося… собственностью советского правительства. Генерала Штрекера доставили обратно в Сталинград. Там прошло заседание военного трибунала, признавшего его виновным в уничтожении тракторного завода, хотя корпус Штрекера оказался в этом районе в самом конце сражения, когда от цехов остались уже одни развалины. Подобно большинству тех, кто попал под суд в то время, Штрекер получил высшую меру наказания. Правда, ее заменили 25 годами тюремного заключения. Лейтенант Готфрид фон Бисмарк был осужден на 25 лет лагерей – ему вменялось в вину то, что в поместье его родителей в Померании работали русские военнопленные. Но самое удивительное, что в июле 1950 года было предъявлено повторное обвинение фон Зейдлицу, к тому времени полностью лишившемуся иллюзий. Генерала приговорили к тюремному заключению как военного преступника и «реваншистски настроенного реакционера».
[1027]
Для многих не столь высокопоставленных или родовитых пленных жизнь потихоньку налаживалась. Подчас они чувствовали даже сострадание к себе, в основном со стороны русских женщин. Иногда это было частью старой традиции. Рядом с лагерем Камшково проходил Владимирский тракт, по которому в царское время ссыльных гнали в Сибирь. Крестьяне выходили к дороге, чтобы подать им хлеба или воды, часть пути понести их пожитки. Идеология не смогла полностью победить гуманизм, и теперь можно было увидеть то же самое.
Австриец Ганс Дибольд был глубоко тронут сочувствием русских, когда доктор Рихард Шпилер – один из самых уважаемых военных врачей – в начале весны 1946 года внезапно заболел. Он уже перенес брюшной и сыпной тиф, а также дифтерию. Сначала коллеги полагали, что у него малярия, но на самом деле это оказался сепсис. Они ввели Шпилеру сульфонил и последнюю дозу пенициллина. Потом два русских фельдшера отдали им пенициллин, предназначенный для их соотечественников, но доктор Шпилер все равно умер…
К кладбищу при госпитале вела дорога, обсаженная по обеим сторонам невысокими соснами и кустами можжевельника. Дальше начинался лес. Комендант разрешил немецким врачам похоронить Шпилера так, как они хотели, в лесу. В последние дни жизни Шпилер вернулся к христианской вере. Русские врачи пренебрегли предостережениями политработников и пришли на панихиду. Для бывших солдат 6-й армии, присутствовавших на похоронах, эта служба была «не по одному умершему, а по всем тем, кто лежал здесь, и по всем тем, кто остался далеко на юге, в Сталинграде и в степях между Доном и Волгой, кто обрел последний покой без христианского покаяния».
[1028]
