Между тем 64-я армия готовила контрнаступление, целью которого было вытеснение немцев из всех районов Сталинграда и его пригородов. В это же время 57-й армии удалось занять господствующую высоту между позициями румынских 20-й и 2-й пехотных дивизий. Южнее, в калмыцкой степи, по тылам румынских войск совершала глубокие рейды 51-я армия. Известен случай, когда старший лейтенант Александр Невский со своей ротой автоматчиков ночью просочился сквозь вражеские позиции и напал на штаб 1-й румынской пехотной дивизии, размещенный в деревне в тылу. Началась ужасная паника, но тем не менее румыны бой приняли. В ходе атаки на штаб Невский был дважды тяжело ранен. Политическое управление Сталинградского фронта, следуя новой установке ВКП(б) воскрешать российскую историю, распустило слухи о том, что Невский является потомком своего доблестного однофамильца и тезки. «Этот бесстрашный командир, наследник славы своего великого предка»
[509]
получил высокую награду – орден Красного Знамени.
В конце октября из-за больших потерь в личном составе и технике, а также нехватки продовольствия и боеприпасов немецкое наступление в самом городе стало ослабевать. Последняя атака силами 79-й пехотной дивизии на завод «Красный Октябрь» была предпринята 1 ноября. Она захлебнулась не в последнюю очередь из-за шквального артиллерийского огня с противоположного берега Волги. Даже в штабе 6-й армии отметили: «Массированный артобстрел противника значительно ослабил силу атакующего удара дивизии».
[510]
Наступление 94-й пехотной дивизии на плацдарм севернее Спартаковки тоже было отбито.
«В последние два дня, – отмечалось в донесении в Москву от 6 ноября, – противник сменил тактику. Возможно, из-за больших потерь за последние три недели немцы перестали атаковать крупными силами».
[511]
Далее сообщалось, что на территории завода «Красный Октябрь» вермахт перешел к «…разведке боем с целью выявления слабых мест в стыках между нашими полками». Однако эти новые «внезапные атаки» не были более успешными, чем старые, традиционные, которым предшествовали бомбардировки и массированные артиллерийские обстрелы.
Из Сталинграда в первую неделю ноября докладывали и подробности: «…немцы начали закрывать окна и амбразуры в укрепленных ими зданиях стальной сеткой».
[512]
Гранаты от нее отскакивали. Для того чтобы пробить такую защиту, нужны были легкие полевые пушки, которых в 62-й армии не хватало. Переправлять оружие и боеприпасы через Волгу было по-прежнему очень опасно, и красноармейцы решили «усовершенствовать» гранаты – они стали приделывать к ним крючки, чтобы те цеплялись за сетку.
На многих кораблях и катерах Волжской флотилии кроме судовых орудий были установлены башни танков Т-34. Они вели огонь по позициям 16-й танковой дивизии у Рынка. Немецких солдат продолжали выматывать «мощные вражеские бомбардировочные налеты».
[513]
Словом, в начале ноября советские войска, сами сильно обескровленные, делали все возможное и невозможное, чтобы деморализовать противника.
«Сегодня, – писал 7 ноября своему брату Гроскурт, – мы ждем общего наступления по всему Восточному фронту. Ведь это годовщина большевистской революции».
[514]
Однако празднование двадцать пятой годовщины Октября ограничилось поощрением советских солдат, «перевыполнивших свои обязательства уничтожать фашистов, сделанные в ходе социалистического соревнования».
[515]
В первую очередь выполнения своих обязательств ждали от комсомольцев, но в 57-й армии, докладывал начальник ее политотдела, «из 1697 комсомольцев 678 до сих пор не убили ни одного немца».
[516]
Предположительно, этими отстающими всерьез занялись особисты.
Некоторые празднования в честь Октябрьской революции не получили одобрения командования. Так, командир одного из батальонов и его заместитель, везущие пополнение для 45-й стрелковой дивизии, «напились и отсутствовали тринадцать часов».
[517]
Солдаты разбрелись по берегу Волги… В некоторых дивизиях Сталинградского фронта отмечать праздник было просто нечем, потому что водочное довольствие им доставили слишком поздно или не доставили вовсе. В этот день некоторые части остались не только без водки, но и без еды.
Не дождавшись «наркомовских» 100 граммов, кое-кто из солдат попробовал заменить их разными суррогатами. Последствия, как всегда в таких случаях, оказались печальными. 8 ноября 28 бойцов 248-й стрелковой дивизии умерли на марше прямо в степи. Медицинских работников поблизости не нашлось, поэтому никакой помощи им не оказали. В чем, собственно, дело, никто не признался. Офицеры постарались представить все так, будто солдаты умерли от переохлаждения и потери сил, однако у следователей особого отдела НКВД возникли подозрения. Было произведено вскрытие 24 тел. Оно показало, что причиной смерти красноармейцев стало употребление в чрезмерных дозах «противохимической жидкости».
[518]
Солдаты выпили раствор препарата, который нужно принимать при газовой атаке, причем в маленьких дозах. По-видимому, эта ядовитая жидкость содержала спирт. Одного из выживших бойцов допросили в госпитале. Он признался, что кто-то сказал, будто это что-то вроде вина. Сотрудники НКВД классифицировали дело как акт саботажа, хотя были другие варианты – преднамеренное хищение военного имущества или просто пьянство.
Гитлер 8 ноября выступал перед своими старыми боевыми товарищами – мюнхенскими нацистами. Его речь транслировали по радио, и в 6-й армии ее многие слышали. «Я хотел дойти до Волги, – объявил фюрер. – Если быть точным, я хотел оказаться в определенном месте, в определенном городе. Так случилось, что этот город носит имя Сталина. Но не думайте, будто я пришел туда только по этой причине! Это было сделано потому, что город занимает очень важное положение… Я хотел взять его, и вы знаете, что мы это практически сделали. Осталось лишь несколько небольших очагов сопротивления. Возможно, кто-то спросит: “Почему они тянут?” Потому, что я не хочу второго Вердена и предпочитаю решить эту задачу с помощью немногочисленных атакующих отрядов. Время не имеет значения. Корабли больше не поднимаются по Волге, и это самое главное, решающее обстоятельство!»
[519]
