Роковое стечение всех этих обстоятельств неминуемо должно было привести к горьким последствиям. Имелась в этом и своя горькая ирония. Непосредственно перед тем, как поступила директива фюрера стоять в Сталинграде до конца, генерал фон Зейдлиц, командующий 51-м корпусом, который вел в городе уличные бои, решил опередить события. Он считал совершенно немыслимым то, что армия, насчитывающая 22 дивизии, «должна перейти к круговой обороне и тем самым полностью лишиться свободы маневра».
[655]
Зейдлиц подготовил для штаба 6-й армии пространный меморандум на эту тему. В нем, в частности, говорилось: «В ходе оборонительных боев на протяжении последних нескольких дней мы уже практически полностью израсходовали боеприпасы».
[656]
Вопрос снабжения действительно приобретал решающее значение. По мнению генерала, выполнение приказа оставаться в окружении станет для 6-й армии фатальным.
Вечером 23 ноября Зейдлиц приказал 60-й моторизованной пехотной дивизии, входящей в состав 94-й пехотной, сжечь склады, взорвать укрепления и отойти со своих позиций в северной части Сталинграда. «В тысячах наспех разведенных костров, – писал потом интендант 94-й пехотной дивизии, – мы сжигали шинели, обмундирование, сапоги, документы, карты, пишущие машинки, а также запасы продовольствия. Генерал лично сжег все свое имущество».
[657]
Бойцы Красной армии, увидев пламя костров и услышав взрывы, ударили по и без того обескровленной дивизии, когда та отступала от Спартаковки. Немцы потеряли убитыми и ранеными больше 1000 человек. В этом бою досталось и соседней 389-й пехотной дивизии, занимавшей территорию Сталинградского тракторного завода.
Гитлер, узнав об отступлении, пришел в бешенство и во всем обвинил Паулюса. Чтобы не допустить дальнейшего неподчинения своим приказам, он принял из ряда вон выходящее решение – разделил командование войсками, окруженными в «котле». Генерала Зейдлица, которого фюрер, несмотря ни на что, считал способным устоять против любого штурма, он назначил командующим северо-восточной частью окруженной группировки, в том числе всеми соединениями в самом Сталинграде. Приказ был получен 25 ноября в 6 часов утра. Чуть позже Паулюс в сопровождении капитана Бера отправился на расположенный поблизости командный пункт Зейдлица. Паулюс передал ему директиву, полученную из штаба группы армий «Дон». «Теперь, когда вы сами себе командир, – усмехнулся он, – можете прорываться».
[658]
Зейдлиц пришел в замешательство. К счастью, Манштейну, которого пугала перспектива разделения командования, удалось так переиначить абсурдный приказ фюрера, что в 6-й армии, по сути, ничего не изменилось.
Неприятный разговор произошел не только у Паулюса с генералом фон Зейдлицем. После окружения немецких войск под Сталинградом маршалу Антонеску пришлось выслушать в «Вольфшанце» немало гневных слов. Фюрер обвинял во всем случившемся румынскую армию. Антонеску хотя и был самым преданным союзником Гитлера, ответил не менее резко. Диктаторы вдоволь накричались и тут же помирились. Однако за примирением вождей не последовало примирения их подчиненных.
Румынские офицеры негодовали по поводу того, что верховное командование германской армии упорно игнорировало все их предупреждения и не выполнило ни одной просьбы. Особенно злились они из-за того, что не получили в достаточном количестве средства противотанковой обороны. Германские войска, не имея понятия о том, какие потери понесли румыны, обвиняли своих союзников в том, что те бежали с поля боя, что и предопределило катастрофу. Между солдатами с обеих сторон то и дело происходили стычки. Даже Гитлер после перебранки с Антонеску вынужден был признать, что необходимо принять меры, способствующие восстановлению хороших, насколько это возможно, отношений между союзниками. Штаб 6-й армии предупредил командующих корпусами: «В соответствии с директивой фюрера необходимо прекратить критику недостатков румынских солдат и офицеров».
[659]
Советское командование поспешило воспользоваться напряженностью между союзниками и распорядилось разбросать с воздуха 150 000 пропагандистских листовок для румынских солдат.
[660]
В своем стремлении покарать командующего 48-м танковым корпусом генерала Хейма фюрер остался неумолим. «Гитлер приказал немедленно отстранить генерала Хейма от командования, – записал в своем дневнике генерал Шмидт сразу после возвращения фюрера в “Вольфшанце”. – Он лично определит, какие меры нужно принять для укрепления военной дисциплины».
[661]
Многие старшие офицеры имели основания полагать, что дело не только в том, что Гитлер решил сделать козлом отпущения Хейма. Фюрер стремился, что называется, прижать офицерский корпус. Гроскурт в одном из своих писем вскоре после выступления фюрера по радио, в котором тот заявил о своей победе над офицерами Генерального штаба, язвительно писал о «благодарной армии, руководимой победоносной партией».
[662]
Как и другой противник нацизма, Хеннинг фон Тресков, Гроскурт тоже считал, что Генеральный штаб, во всем подчинявшийся Гитлеру, больше не достоин этого звания. И тем не менее сообщество офицеров было единственной силой, способной хоть в чем-то противостоять тоталитарному режиму в Германии.
Тресков считал, что первая же военная катастрофа может привести к переменам, при условии, что на одной из ключевых должностей в армии будет военачальник, пользующийся всеобщим уважением и имеющий независимое мнение. Таким человеком был фельдмаршал фон Манштейн, поэтому Тресков, воспользовавшись удобным случаем, поспособствовал тому, чтобы его молодой родственник Александр Штальберг стал адъютантом фельдмаршала. Время для этого было выбрано исключительно удачное. Штальберг приступил к исполнению своих обязанностей 18 ноября – за два дня до того, как Гитлер назначил Манштейна главнокомандующим новой группой армий «Дон».
Ум и военный талант Манштейна ни у кого не вызывали сомнений, но его политические пристрастия, несмотря на внешние проявления неуважения к режиму, были значительно менее предсказуемыми. Манштейн презирал Геринга и ненавидел Гиммлера. В беседе со своими самыми близкими соратниками он не раз вскользь упоминал о том, что в его роду были евреи. Бывало, Манштейн весьма нелестно высказывался в адрес фюрера. Ради шутки научил свою таксу по команде «Хайль Гитлер!» поднимать лапу в нацистском приветствии. С другой стороны, жена фельдмаршала открыто восхищалась Гитлером, и, что гораздо важнее, сам Манштейн, как уже упоминалось, отдал своим войскам приказ «о необходимости жестких мер против евреев».
